Клинки императора

На двери не было замка, однако с ужина, собранного в честь Пирр и Хакина, Каден три дня оставался пленником в глиняном амбаре. Он успел юркнуть в него как раз вовремя – выскользнул вместе с Патером из голубятни, стремглав пронесся по дорожке и нырнул внутрь, после чего ему едва хватило времени, чтобы зажечь светильник, успокоить сердцебиение, охладить разгоряченную кожу и вернуть лицу безмятежное выражение, прежде чем Тан пришел проверить, все ли в порядке.

– Как прошел ужин? – спросил его Каден с деланым безраз-личием.

Ему ужасно хотелось расспросить умиала насчет странного поведения Пирр – если кто-нибудь и мог подметить что-либо необычное, то это был Тан; однако, разумеется, тогда ему пришлось бы рассказать и о том, что он прятался в голубятне, а после этого одна лишь Эйе могла знать, какое наказание изобрел бы для него монах.

– Ничего особенного, – ответил Тан, осматривая работу, над которой трудился Каден. – Ты не слишком-то продвинулся.

– Целью является сам процесс, – с невинным видом парировал Каден, стараясь подавить в себе самодовольство. Наконец-то ему удалось обернуть один из хинских афоризмов в свою пользу!

– Что ж, ты продолжишь этот процесс завтра утром.

– А сегодня? – спросил Каден. – Я могу вернуться в спальный корпус?

Тан покачал головой.

– Будешь спать здесь. Если понадобится отлить, воспользуйся горшком. Утром я кого-нибудь за ним пришлю.

И сразу, прежде чем Каден успел придумать следующий вопрос, который мог бы повернуть разговор к гостям и вечерней трапезе, Тан вышел, оставив его в тесной каменной комнатушке, в окружении молчаливых силуэтов чашек и кувшинов.

Какое-то время Каден еще поработал – когда руки заняты, проще справиться с заботами, одолевающими ум, – после чего, не снимая балахона, свернулся на твердом каменном полу и приготовился спать. Среди ночи он проснулся: его так трясло, что зубы стучали друг о друга. Он переместился на жесткую деревянную скамью; она была узкой и неудобной, но по крайней мере не источала холод.

Он ожидал, что этой ночью придет Акйил. До того, как ужин закончился, когда монахи еще потягивали остатки темного чая, Каден поручил Патеру передать сообщение для своего друга: «Разыщи меня после полуночного колокола». Колокол, однако, давно прозвучал, его мерные удары затихли в темноте, а молодого монаха все не было.

Следующие два дня Каден провел, мастеря горшки и кружки, на которые Тан ни разу не пришел взглянуть. Еще две ночи он пролежал скорчившись в неудобной позе на узкой скамье, пытаясь зарыться в глубь балахона, чтобы избежать ночного холода. Ему снились кошмары – обрывки видений без связного сюжета, в которых его отец сражался с полчищами врагов, в то время как Пирр наблюдала за этим так, словно ничего особенного не происходило. Кошмаров у него не бывало уже давно, фактически уже много лет. Хин считали, что беспорядочные сновидения – это плод беспорядочного ума. Старшие монахи утверждали, что им вообще не снятся сны. Каден был бы рад присоединиться к ним, однако видения продолжали осаждать его ночь за ночью, стоило лишь ему закрыть глаза.

В конце концов – на третью ночь, Акйил все-таки пришел. Он проскользнул за дощатую дверь сразу же после полуночного колокола.

– Очень мило, – похвалил он, взглянув на последнее творение Кадена, большой кувшин с двумя ручками из красной речной глины. – Жаль, что у нас нет вина, чтобы в него налить.

– Шаэль с ним, с кувшином, – отозвался Каден более резко, чем намеревался. – Прошло два дня! Что там происходит? Удалось наконец выяснить, кто задрал наших коз? И что там с этими двумя торговцами?

Акйил устало плюхнулся на скамью и развел руками. У него был скучающий вид. Скучающий и разочарованный. Его балахон, никогда не бывавший слишком чистым, был сплошь измазан грязью – несомненный признак того, что он, подобно Кадену, проводил бо́льшую часть этих дней, выполняя какую-то черную работу, вместо того чтобы развлекаться вместе с гостями. Он провел пятерней по копне своих волос, откидывая их с глаз.

– Что с торговцами? Да то же самое, что всегда происходит с торговцами. Песни и пляски.

– В каком это смысле?

Акйил пожал плечами.

– Пирр с Хакином пытаются продать нам всякое дерьмо. Нин отвечает, что нам такого не нужно. Пирр говорит: «Ах, ну разумеется, вам должен понравиться балахон, сшитый из этого тонкого шелка!» А настоятель отвечает, что предпочитает домашнее сукно. В общем, ты ничего особенного не пропускаешь.

Каден разочарованно тряхнул головой.

– В этих двоих есть что-то странное. Что-то… неправильное.

– Торговцы они дерьмовые, это точно. – Глаза Акйила сузились. – Погоди-ка. А ты откуда знаешь? Тан же держал тебя здесь взаперти все это время.

– Я лазал в голубятню, – признался Каден.

Он быстро пересказал другу все случившееся – замеченные им странности при появлении гостей, неотвязное ощущение, что Пирр, при всей ее городской общительности, что-то недоговаривает; неопределенные подозрения, которые Каден чувствовал очень сильно, но с трудом мог выразить словами.

– Они что-то скрывают… что-то, касающееся моего отца, – неубедительно завершил он.