Клинки кардинала

– Что ты несешь, нежить? – побагровел Ля Мюрэн. – Господа, не слушайте его!

Темный и Светлый переглянулись и сделали полшага вперед, оставляя меня за спинами.

– Дневной Дозор Лондона! – представился Темный. – Позвольте узнать, сударь, на каком основании вы преследуете этого господина?

– Ночной Дозор Парижа! – кипятясь, выкрикнул Ля Мюрэн. – Я на службе, господа, и я в своем праве – сейчас время Ночного Дозора! Причины, по которым я собираюсь задержать вампира, никоим образом не касаются подданных Англии!

Разумеется, они отступят – они на чужой территории, им нет резону ссориться с хозяевами. Однако сейчас их беспокоит то, что я сказал: если французский страж порядка и впрямь безумный ревнивец – ему действительно может взбрести в голову напасть на Джорджа Вильерса. А значит, у меня есть по крайней мере минута.

И я весь обратился в слух. Беатрис уже позвала гостей принцессы от лица Анны, которая якобы пришла в себя и теперь желает веселиться.

Анна же в эту самую минуту обмирала от сладкого ужаса, поскольку у ее ног распростерся великолепный во всех отношениях воздыхатель, который раз за разом твердил ей о своей любви.

– Сжальтесь же надо мной, уезжайте! – горячо шептала Анна Австрийская без надежды, что ее услышат и поймут. – Вы подвергаете опасности нас обоих. Если вы действительно любите меня – немедленно уезжайте. Боже! Это больше, чем я в силах вынести!

– О, как вы сейчас прекрасны!

– Если вас обнаружат здесь – вас убьют! И раз уж вы совсем не думаете о себе, подумайте хотя бы обо мне! Я не перенесу этого, я сойду с ума, если у меня будет хоть мысль, что любовь ко мне стала причиной вашей гибели!

Принцесса де Конти, мадам Верней и Суассон пересекли коридор и вошли в гостиную.

Ля Мюрэн предъявил англичанам метку особых полномочий.

С горечью в голосе я проговорил:

– Единственное, в чем меня может обвинить этот Иной, так это в воздействии седьмого уровня, которое я оказал на кучера. Да, господа, я признаюсь вам. Но мне очень нужна была карета! Поверьте, господа, очень нужна! – Пришлось добавить в голос обиженных интонаций: – Раньше за это полагался всего лишь штраф. А теперь – арест, кандалы, каторга. О, моя жизнь окончательно загублена! – Я вынул шпагу из ножен и протянул ее английскому Светлому. – Я всецело вверяю себя вам, сударь. Уж если мне суждено быть сегодня арестованным, я хочу, чтобы меня арестовал благородный офицер Ночного Дозора Лондона!

– Что за чушь?! – взревел Ля Мюрэн. – Что за фарс?!

Кажется, я выиграл еще минуту.

Застигнутые врасплох фрейлины поднялись со своих мест и склонились в глубоких реверансах, принцесса снисходительно кивнула им, графиня лучезарно улыбнулась.

Бэкингем молил о прощении.

– Я буду счастлива увидеть вас вновь, но не при таких обстоятельствах! – вконец измученная волнением, говорила Анна.

– О, но если это правда, если вы прощаете меня, тогда… тогда в знак вашего расположения, в подтверждение своих слов дайте мне что-нибудь, какую-нибудь вещицу, которую вы носили и которую я тоже мог бы носить.

– И вы уедете? Уедете немедленно? Покинете Францию?

– Клянусь вам!

– Тогда подождите, подождите…

Анна Австрийская огляделась вокруг. На миг взгляд ее остановился на платке с монограммой, оставленном ею на кушетке. Нет, монограмма – это слишком опасно!

– Подождите, – повторила она и кинулась из спальни в гостиную.

Там она буквально лоб в лоб столкнулась с мадам де Ланнуа, которая как раз шла в спальню, чтобы оповестить королеву о высокородных гостьях. Дверь, которую силилась закрыть за собою Анна, почему-то заклинило («Умница, Беатрис!»), и в образовавшемся проеме показался край мужского дорожного плаща и забрызганный грязью сапог со шпорой. Камер-фрейлина от неожиданности не справилась с эмоциями и, отпрянув, округлила глаза. Впрочем, она тут же спрятала свой взгляд, как и прочие фрейлины, предпочитавшие не видеть того, что им видеть не полагалось. Принцесса де Конти, одной из первых примчавшаяся в зеленую беседку на крик королевы, с понимающей усмешкой смотрела сейчас на Анну. Графиня де Суассон жадно вглядывалась в полумрак спальни, чтобы не упустить ни одной детали. Мадам де Верней возмущенно поджала губы и окинула Анну взором, полным осуждения.

Та смешалась. Паника, которая сейчас постепенно поглощала ее, не шла ни в какое сравнение с паникой трехдневной давности. Королева слепо протянула руку и пошевелила пальцами, будто просила подать ей что-то. Вряд ли она сама понимала в этот момент, на что именно указывает, а потому приняла из чьих-то рук первую попавшуюся шкатулку.

– Я вернусь через минуту, – обморочным голосом объявила она и удалилась. Дверь на сей раз закрылась без каких-либо затруднений.

Трудно было не заметить, как она дрожит, когда шкатулка оказалась у Бэкингема.

– Вы обещали мне уехать…

– И я сдержу слово!

Дальнейшее меня не интересовало.

– А впрочем, господа, – заявил я, обрывая препирательства Темного англичанина с Ля Мюрэном и забирая обратно шпагу из рук ничего не понимающего Светлого англичанина, – если вы не настаиваете на моем аресте, то и я настаивать не стану. Хорошей вам службы!