Клинки Ойкумены

— Я — тюфяк. Меня поколотит столетний паралитик. Поднесите кулак к моему носу — и я героически напружу в штаны. Но маркиз де Кастельбро — гранд Эскалоны. Негоже, чтобы оскорбителя чести Кастельбро било менее пяти человек. Это уронит достоинство его сиятельства. Скажу вам прямо, я огорчился, когда увидел, что палки маркизовых слуг не инкрустированы жемчугом и перламутром. Хотя бы герб… Нет, таких палок я им не прощу.

— Эпиграмма, — сказал Монтелье. — Я читал ее.

— И как? — заинтересовался драматург. — Правда, удачно?

Не дождавшись похвалы, он продекламировал:

— У любвеобильного маркиза
Что ни ночь, то новенькая киса,
Что ни утро, старая беда —
Ночь прошла впустую, господа!

Монтелье взялся за кружку:

— Я могу воспользоваться текстом?

— Разумеется.

— Это сопряжено с риском? Я имею в виду, для вас? Маркиз, пожалуй, давным-давно забыл ту историю. И вдруг, в галактическом масштабе, на широкую публику… Мои работы популярны, Кастельбро обидится снова, гораздо сильнее. Если что, дело не обойдется простыми палками. Будет вам и герб, и перламутр с жемчугом. Надеетесь на покровительство Оливейры? Герцог влиятелен, но гордыня маркиза…

— Никогда, — повторил Луис Пераль. — Никто и никогда.

— Что вы имеете в виду?

— Никто, — драматург откинулся на спинку стула. Тени от оконной решетки превратили его лицо в посмертную маску, состарив лет на пятьдесят. — Никто и никогда больше не будет бить меня палками. Вы мне верите?

— Вы позволите мне изменить финал пьесы?

— Вы мне верите?!

— Сперва ответьте на мой вопрос.

— Да. Если вы считаете, что от этого зависит успех фильма — да, черт побери! Но каждое изменение вы будете согласовывать со мной. Поставьте задачу, я пропишу вам диалоги.

— Я капризен, сеньор Пераль.

— А я трудолюбив. Сто тысяч вариантов, если это даст результат! Теперь ваша очередь, сеньор Монтелье.

— Да, — кивнул режиссер. — Я вам верю.

Это кульминация, сказал себе Монтелье. Теперь он — мой.

— Бланка! — заорал головорез с пистолетом. — Еще вина!

Часть первая Эскалона

Глава первая Он и она

I

— Да!

— Мигель?

— Тысяча чертей! Ты меня слышишь?!

— Мигель, будь ты проклят! Говори громче!

Связь сбоила. Голос в коммуникаторе хрипел, взрыкивал, сбиваясь на жутковатый визг. Так плохой актер играет сатану. Диего Пераль отлично знал, как зал освистывает бездаря, потешаясь над рогами из картона и тряпичным хвостом.

— Куда уж громче?! Диего, ты?

С Мигелем они были на «ты» со времен осады Сонти. И все же… Осторожность, подумал Диего. Трижды осторожность. Я иду босиком по битому стеклу.

— Что я делал у ворот Бравильянки?

— Засовывал кишки мне в брюхо!

— Еще!

— Труса праздновал!

— Сукин ты сын! Еще!

— Выбил зубы капитану Ленуаресу!

— Какие?

— Все!

— За что?

— Он приказал трубить отступление!

— Это ты, Мигелито. Это ты, строевая косточка. Ты договорился?

В ответ громыхнул надсадный кашель.

— Когда это Мигель Ибарра не держал слово? — сварливо поинтересовался контрабандист, прочистив глотку. — Конечно, договорился. Сегодня, в четыре пополудни. Два пассажира. У меня, как в борделе — кто платит, того и любят!

— Я — твой должник. Место?

— На место я вас сам проведу. Звон при тебе?

— Золотом, как обещал.

— Хорошо. Ты где прячешься?

Мигель Ибарра был вторым и последним человеком на всей Террафиме, кому Диего Пераль мог доверить свое нынешнее местонахождение. Первым был отец. Но подставить сейчас отца означало превратиться в сволочь полную и окончательную. Диего разделил бы со стариком последний глоток вина, но не риск окончить дни с кинжалом под ребрами.

— Говори, не бойся, — Мигель неверно истолковал молчание собеседника. — У меня линия защищена. Комар носу не подточит!

Диего представил себе эту защищенную линию. Пехотное каре, дымятся фитили мушкетов, солнце играет на стали обнаженных шпаг. Все ближе лава атакующей кавалерии: всадники привстали на стременах, сабли вознесены над головами, над гребнями касок…

— Переулок Превознесения.

— «Три бочонка»?

— Да. Второй этаж, угловая комната.

— Знаю эту дыру. — Мигель вновь зашелся кашлем. Опасным контрапунктом в кашель вплетались звуки выстрелов, приглушенные расстоянием. — Клянусь гульфиком святого Эраста, тут становится жарковато! Дыму — как на Дровяном бастионе! Помнишь, а? Я нагряну через полчаса. Она с тобой?

— Нет. Ее нужно забрать из Сан-Федрате.

— Успеем.

— Точно?

— Говорю ж, у меня, как в борделе! Жди, скоро буду.

Задушенно пискнул зуммер отбоя. На уникоме — подарке Энкарны — вспыхнул и погас алый огонек. Видеорежим Диего включал, лишь связываясь с Энкарной. Все остальные довольствовались голосом маэстро: низким, хрипловатым, с медлительными интонациями солдата. К инопланетным игрушкам Диего Пераль относился с плохо скрываемым отвращением, стараясь не пользоваться ими без особой надобности.

Вот она, на пороге — особая.