Клинком и словом

Небо вновь затянуло тучами, и огромная, прозрачно-стеклянная луна, проглядывающая выпуклым боком сквозь серую муть, померкла. Темень придавила округу холодной пятой, и Лагода, перевалившись через забор во двор ворожеи, повинуясь какому-то странному чувству, не постучала в дверь, а прокралась к окошку, мелко дрожала, куталась в просторную рубаху и пыталась разглядеть хоть что-то сквозь трещину в пластинке слюды. Внутри красноватыми отблесками светились угли в очаге и рядом с ним на мешковине, или развернутом куске кожи лежало высохшее тело, сжимая окостеневшей рукой меч с обломанным недалеко от рукояти лезвием. Какое-то непонятное предчувствие гадко зашевелилось у нее внутри, полезло глубже, впившись холодными пальцами внизу живота, и она стиснула зубы, прилипла глазом к окну, силилась разглядеть старуху. Та появилась внезапно, мелькнула тенью у стены, постояла у мертвого тела, потирая ладони, и протянула их к огню. Очаг едва теплился, а затем неожиданно звонко лопнуло полено, и на окраине слободки, захлебываясь злобой, громко забрехали собаки. Шепетуха вскинула голову, прислушалась и повернулась к окну. Лагода отпрянула, попыталась унять бешено заколотившееся сердце, вытянула из-за пазухи бечеву и крепко сжала в кулаке деревянный крестик, совсем потеряв уверенность, что сможет пережить ночь и выбраться отсюда живой. Поняла, что старуха испробовала на ней какой-то мерзкий колдовской наговор, навела такую чудовищную порчу своей волшбой, что теперь хоть в омут. Она перелезла скрипучий забор и, шатаясь от усталости, побрела в сторону Герсики. Вернуться домой было бы самоубийством, если Махота в самом деле вернулся, а родной батька… Вот в эти жестокие слова старой карги она поверила сразу и безоговорочно: в последнее время за хмельное он не только единственные порты готов был с себя снять – родную дочь, не задумываясь, на мех вина променял бы, да все случай не подворачивался. Видела, как по утрам смотрел исподлобья, разглядывал, как приценивался, да макушку почесывал, бурчал что-то под нос. Обернулась в сторону реки, закусила губу, задумалась на миг и тряхнула головой. Не удастся ей по такой высокой воде даже до быстрины доплыть. Глотая слезы, она неожиданно вспомнила одно место, где могла бы попробовать спрятаться и переждать какое-то время, пока не придумает, куда бежать.

Глухой забор выплыл из темноты. Крепкий хутор старика Спыха на дороге в Замяту, огороженный высоким тыном и прикрытый узкой полоской леса и со стороны Стохода, и от наезженного тракта на Герсику, встретил ее оглушающей тишиной. Спроси ее кто, как добралась сюда, как отыскала на пустоши у сгоревшей дотла хибары пастухов потайной лаз, что указал как-то спыховский малец, давным-давно утонувший в Скриве по ледоставу, так ни одного слова бы в ответ сказать не смогла. Она проползла два десятка саженей на одном вдохе, выбралась из подполья в амбаре и, трясясь от холода, прижалась к теплому лошадиному боку. Животина тихонько фыркнула, скосила влажный глаз на нежданную гостью, и затихла. Притихла и Лагода, прикорнув рядом с ней на снопах соломы.

Глава 3

Корт Наслав слушал молодую иларис Керану, недовольно потирая подбородок. Стоял перед ней посреди двора, закусив губу, смотрел в сторону, старательно отворачиваясь от янтарных омутов в ее глазах, мрачнел с каждым словом.

– Нельзя одной, – сказал в который раз. – Вот, что хочешь со мной делай, госпожа. Костьми лягу, но не пущу.

Он уже устал объяснять, что старая иларис Озара, хоть и собирается в скором времени взойти на погребальный костер, но пока еще никак не собралась и крепко сидит на скамье власти Плиссы, а ее дочь, пусть и готова заменить мать, но ведь не заменила же. Не может он ее отпустить, да и лишних воинов у него нет, чтобы защитить в дороге. Лукавил, конечно, прикрываясь и именем Озары, и заботой о безопасности ее дочери. Знал, что не воины щитом ей будут, а сама Керана отведет от себя и спутников любую беду, но уперся, пытаясь заговорить и остудить ее гнев. Однако переубедить не получалось.

– Сама ведь ворота открою. Как остановишь?

– Пришлют наказ, сам с тобой поеду.

– Вот уж никогда бы не подумала, что в Плиссе глухого могут страшим над воинами поставить, – процедила она сквозь зубы, положив руку ему на плечо. – Солнце зашло, а как звезды появятся, то у Проездной башни пусть спутники ждут. Стражу предупреди.

– Незачем дозору мешать, госпожа. Лучше Войдана никто не знает, как ему службу нести, – недовольно ответил корт, почесал переносицу и добавил на всякий случай тревоги в голос: – Да и опасно тебе там.

Тонкие черты ее бледного лица застыли, ноздри, подрагивающие от раздражения, зло втянули воздух, полыхнуло желтизной под ресницами.

– Следи за звездами, Наслав!