Клинком и словом

Она презрительно скривилась, но пухлые губы никак не хотели изогнуться уголками вниз, да и косой взгляд получился, скорее неприличным, чем насмешливым. Но слова больше не сказала, развернулась и направилась через двор к Дозорной башне, и уже не видела, каким обеспокоенным стал корт Наслав, когда прищурился ей вслед. Стоял, теребя ухо, задумчиво смотрел и на ее крепкие сапоги с окованными носками, и на штаны, покрытые, как чешуей, железными пластинками, и на короткий клинок у бедра, тускло отсвечивающий в сумерках заклепками на ножнах. Осознавал старый воин, что настоящую силу в себе почувствовала желтоглазая дочь Озары. Оружие из рук не вырвать, все деревянные чурки для очага у себя в покоях искромсала мечом в щепу, а уж словами, которые никто и выговорить-то не сможет, кроме самой повелительницы Плиссы, кого хочешь к земле вмиг прислонит. Покачал головой, подумал, что надо бы добиться у Озары запрета для дочери по первому хотенью мчаться на лошади к дальнему дозору в сопровождении всего двух воинов. Полдюжины! А то и дюжина должна глаз с нее не спускать даже днем. Под дверями с сегодняшней ночи пусть стоят, под окнами, да хоть за косу ее держат, чтобы… Запнулся мыслями, кинул еще один взгляд в прикрытую пластинами доспеха спину Кераны, которая уже почти достигла крепостной стены, и усмехнулся. Сердце второй раз не ударило, как рассмотрел заплетенные волосы и красный шнур над воротником. Стар уже стал, рассеян, забыл, что и на молодую иларис когда-то должна была свалиться эта напасть из чувств.

Он скрестил пальцы на удачу: верный выбор решила сделать Керана. В этом он был уверен. И еще был уверен в том, что лучшего воина, чем старшина дальних дозоров в Плиссе еще не рождалось. Молод совсем, а уже почти ровней ему стал, хотя никогда и не желал выделиться среди других мужчин. Сам всего достиг. И Наслав был доволен, что еще с десяток лет назад, по каким-то и сейчас ему непонятным приметам выделил из сотни мальчишек, прыгающих с деревянными мечами вокруг соломенных чучел на воинском дворе, одного единственного. Может, потому и приметил, что тот не ныл от поражений и не задирал нос от побед, при этом оставаясь незаметным. Ребячьих шалостей не чурался, но и пойманный за руку не увиливал, признавал вину с достоинством. И вот оперился птенец, возмужал, настоящим дозорным стал, хоть сейчас вместо себя поставь – не прогадаешь. Но с возрастом обзавелся и недостатками. Любой бы взглянул на корта Плиссы, как на сумасшедшего, вздумай он упрекнуть в них старшину дальних дозоров. Первый вызывал у него смущенную усмешку – за девками до самого Янтарного моря ухлестывал без меры. А вот второй тревожил серьезно. Сама Керана. Одновременно с ратной наукой расцвела девица: из худого подростка с вечно сбитыми коленками превратилась в такую красавицу, что и нечисть из чернолесья на окрестные холмы забирается, чтобы увидеть ее хоть одним глазом. Да и давно уже корт стал замечать, что и ноги та ставит по-особому, словно порхает, и грубые носки сапог скользят над брусчаткой двора с грациозностью маленьких стоп кирвенской танцовщицы. Видел не раз, какими глазами Войдан со стороны на нее смотрит, думая, что не заметит никто. И та сама не своя, мечется, гордая, ждет пока он ей меч на пояс предложит, а злые языки в Невриде вот-вот нашепчут в ухо. Правду нашепчут, а наизнанку вывернут подлостью. Желтоглазая дочь иларис Озары не та игрушка, что натешиться позволит и забудет. Всем богам хвалу воздашь на берегу огненной Сафати, если в гневе сразу прикончит. А то, что про Элгора ветром слухи из Архенара несет, так эту брехню и слушать не стоит. Никогда Плисса не роднилась с чужими. Вот он и старался подальше от городских стен старшину держать до поры до времени, от смерти возможной уберечь. Схлестнутся эти двое – всей Плиссой потом не разгрести. И он неожиданно улыбнулся, сравнив Керану с ее сестрой. К младшей-то Нисаре он относился с почтительностью, присущей ее положению, а вот к желтоглазой… Любил он ее, как дочь единственную любил, и другой иларис для Плиссы и не пожелал бы никогда. Молния с громом, а не девка! Кому ж, как не ей, суждено возродить величие Плиссы в союзе с Войданом. Хмыкнул, поскреб подбородок, подняв глаза к окнам покоев Озары, дернул плечом на ее вопросительный взгляд, и неторопливо направился к Проездной башне лично проследить, чтобы с Кераной поехали лучшие воины, если та все-таки не передумает трястись в седле посреди ночи за два, а то и за три десятка верст.