Клинком и словом

– Я ослышалась?

– Да, янгала. Я принесу ее, – едва слышно прошептал он, и этот шепот показался ему самому громче самого громкого вопля.

Махота сгреб в жменю рубаху на груди хмельного еще с ночи Бахаря, встряхивал так, что тот, мотаясь головой во все стороны и выстукивая подбородком о могучий кулак, мог только мычать. Не добившись ни одного внятного слова, стражник злобно ткнул вторым кулаком в слюнявый рот мужика и швырнул обмякшее тело обратно в канаву. Старший Южной башни Стохода и сам исходил пеной от ярости. Ему едва удалось уговорить корта отпустить его на несколько часов из караула. Не найдя этой ненавистной девки, он обшарил все соседствующие с ее домиком хаты и, раздав парочку зуботычин не в меру любопытным обитателям слободки, помчался к постоялому двору, а тут такое. Стражник окинул задумчивым взглядом кривобокие домишки, теснившиеся вокруг, сжал кулаки и решительно свернул в ближайший переулок. Подумал, что не могла же Лагода бесследно исчезнуть, когда вокруг столько глаз таращится сквозь щели в заборах. Хоть один да должен был ее увидеть. Ему оставалось только найти обладателя этого глаза. Быстро найти, пока корт не спросит у караульных: вернулся ли старший в башню? А корт, пес такой, обязательно спросит. Чует, что сарт Некрас скоро его сменит, может, и старшего Южной башни вместо него поставит. А совета Некрас ни у кого никогда не спрашивает.

И сейчас он торопливо шел по узкой улочке, оскальзываясь в раскисшей глине и придерживая меч, чтобы не гремел ножнами о железо наколенника, бросал из-под сведенных вместе бровей на искаженном злобой лице подозрительные взгляды по сторонам. Ломиться во все подряд двери не стал – только время зря потеряешь. Делал вид, что направляется по делам службы, а сам тщательно высматривал хоть малейшее движение во дворах, чтобы коршуном кинуться за забор и услышать любое слово о девке. Остановился на очередном перекрестке перед широкой лужей, прикидывая куда свернуть, и услышал возбужденные голоса. Рванулся, но сдержал нетерпение, замер у края забора, вытягивая шею в проулок. Сначала разглядел женские спины. Потом приметил и шустрого мальца, безуспешно пытающегося вырваться из цепкой хватки старой ворожеи.

– Цыц! – прикрикнула на мальчишку Шепетуха. – Девка, говоришь, с ним была? А не Лагодой ее, случаем, кличут?

– Ага, – тот ковырнул грязь в луже босой ногой. – Эта, с рваной мордой.

Ворожея ухватила мальца, навострившегося кинуться в проулок, покрепче за ворот.

– Стоять! – рявкнула ему над ухом. – Воин тот не из местной стражи?

– Не-а. Но тоже в доспехе. Да вот только что на лошадь перед собой посадил и увез.

Тощая, как жердь, молодица с дитем на руках зацокала языком, и скривила бескровные губы на вытянутом от удивления лице.

– Чудеса, – она закатила глаза от зависти. – Нашелся же настоящий молодец, которому и такая приглянулась.

– Тебе чего горевать-то? – хихикнула Елица-травница. – Мать, поди, рада-радешенька, что хоть какой мужик на твою красоту нашелся.

– Ко мне сватов засылали! – окрысилась та на старуху. – Да не по одному разу!

– Угу, – подбоченилась травница, вздернув подбородок, и заголосила, гордо оглядываясь по сторонам: – Папаша твой, царствие ему небесное, горшок с серебром приданым на стол выставил. Оно, конечно, сваты в дом потащились со всей округи. Вся погань окрестная ваш порог коленями обстучала да животами вытерла!

Молодка побелела, выпучив глаза, даже слова сказать от возмущения не могла, только ртом хлопала выброшенной на берег рыбой.

– Куда увез? – не отставала от мальца ворожея.

Мальчишка ткнул пальцем в сторону дороги на Замяту, завертелся юлой, пытаясь укусить схватившую его руку. Шепетуха отпрянула и он, не разбирая дороги, сиганул прямо по лужам, ухитряясь еще и язык через плечо показывать. Молодка безуспешно искала глазами камень, чтобы кинуть ему в спину, и визгливо бранилась, вновь обретя голос и отряхивая забрызганный грязью подол.

– Надо же, как оно повернулось, – Шепетуха изумленно почесала длинный нос.

– Что повернулось?

Глуховатая Елица поспешно выпростала из-под платка ухо, чтобы не пропустить хоть слово. Ворожея отмахнулась. Еще разум не потеряла рассказать, что на рассвете на ее крыльце загрохотало сапогами это страшилище из Герсики. Большеголовый Уло молча швырнул на стол жменю серебра, так же молча вскинул свой чудовищный мешок на плечо, приторочил его на круп лошади и убрался вместе с ожидающим его монахом. Она даже размашисто перекрестила их вслед и трижды сплюнула через плечо, искренне уповая, что видела в последний раз.

Махота бросился обратно к постоялому двору. Мчался, не разбирая дороги, и отчаянно надеялся, что старший возничих ворот и два его воина, которые после ночного караула за стенами начали вливать в глотки подогретое вино, еще не упились настолько, чтобы свалиться со скамьи. И, когда распахнул дверь общей комнаты в харчевне и увидел широкую спину Мевы, крепко сидящего на скамье, то перевел дух, расправил плечи, двинувшись спокойным шагом к сидящим с полными кувшинами стражникам.