Клинком и словом

– Мева, – позвал он. – Отойдем. Разговор есть и дело срочное.

– Обождешь, – тот даже головы не повернул. – Ну, Гаркун, отошел ты до ветра. Дальше, что было?

– А то, – один из стражников поплевал через плечо и постучал костяшками по столу. – Нечисть этого принесла, не иначе. Зыба мне рассказывал. Он его на переправе первый встретил и хорошенько рассмотрел. Глаза, что угли, морда страшная и на ярлыке у него чуть ли не перстень Некраса вдавленный. Говорит из Лани ехал. А туда, как попал, если не видел его раньше никто? Тут сынок Бородая, что на Ясельде путников переправляет на тот берег, в Стоходе кстати оказался. Тоже не слышал о таком. Таился, значит, гость странный наезженных дорог. Где-то вплавь через Скриву рванул. А обратно, как паломник благочестивый, мол, доски писчие Мурашу везу. Ярлыком своим перед Берестом тряс, не страшился, что проверят. И мешок у него чудной. Никто эту поклажу пощупать не рискнул. Отчего так?

– Берест его пропустил! Ты-то о чужих приказах чего печешься? – нетерпеливо зарычал Махота и потряс Меву за плечо. – Дело, говорю, срочное.

– А ты мне не указ. Сам свои дела уладить попробуй, – недовольно заворчал тот и пнул Гаркуна ногой под столом. – Это все я знаю. Сам, что хотел сказать?

– Вышел я, значит, – стражник опасливо покосился на Махоту, – до ветра. Темно еще было. А в слободке огонек блеснул. У Шепетухи. Тут не спутаешь. В этом проулке от возничих ворот одно ее крыльцо просматривается. У остальных хат только самый край окошка увидишь. Верховой от нее отъехал и на Герсику повернул, а следом второй. Я пробежался через лесок до торгового тракта. Как раз за спиной спутника этого гостя и выскочил к канаве. Шагов десять до них было. И мешок видел. Человека туда спрятать, как камень в колодец бросить.

– Мне почему не сказал?

– А вдруг и в самом деле нечисть?

– А сам чего не спросил?

– Боязно, – буркнул Гаркун. – Не один он был, да и меч у него.

Воины нервно захохотали.

– Эх!

Махота размахнулся, чтобы отвесить по оплеухе каждому, но стиснул зубы и швырнул на стол свой кошель.

– Два десятка серебряных. Не какие-то резаны – куны полновесные, что у султана чеканят!

– Да что ж тебе так припекло? – Мева недоуменно поднял одну бровь и повернулся. – Ведь за медяк удавиться готов.

– Верхового догнать надо, – старший Южной башни скривился, заметив испуг в глазах разговорчивого Гаркуна. – Да не этого. Пришлый тут один девку Бахаря увез, а мне никак отлучаться нельзя.

– Ага, – старший караула понимающе осклабился. – Девка тебе – кошель, лошадь и пришлый нам. Двадцать серебряных, говоришь?

– Не веришь – пересчитай! – обозлился Махота.

– Зачем тебе меченая?

– Жениться на ней хочу.

– Вот те на, – ухмыльнулся Мева, выпрямился огромным телом и подмигнул: – А я слышал, что от этой невесты у тебя одна рвота. Как целовать-то ее станешь?

– Не твое дело.

– Пришлый этот откуда? – спросил Гаркун, поднимаясь следом за старшим.

– У него и спросишь, как через час догонишь.

Гаркун передернулся и скользнул в дверь, а Махота схватил его кувшин и осушил до дна одним длинным глотком. Отдуваясь, вышел во двор, долго смотрел в спины удаляющихся воинов, рванувших лошадей с места в галоп. Мрачнел лицом с каждым ударом копыта: не кошель с серебряными жалко было – о себе самом сожалел, что не сможет своими руками этого молодца прикончить, да и Лагоду где-нибудь поглубже прикопать. Затем повернул голову, прислонил ладонь ко лбу, разглядывая открывшиеся ворота обители Мураша. Сначала монахи вывели несколько оседланных лошадей. Потом вышел и брат Пяст, вокруг которого толпились балахонники. Тут же крутились и монастырские стражники. Он уже начал почесывать затылок, соображая, следует ли ему немедленно вернуться в Южную башню и отправить проследить за хольдом отца Тримира парочку воинов, которые не станут задавать лишних вопросов. Однако тут же и передумал. Как бы ему не хотелось узнать подноготную странного гостя от него самого, но лучше уж у старой ворожеи эти сведения выбить вместе с зубами. Не тот человек первый хольд тайного сыска, чтобы безнаказанно тащиться у него за спиной. Заметит – завтра же в канаве с перерезанным горлом окажешься. Вздохнул и поплелся к главным воротам Стохода, волоча ноги по грязи. Пора уже доложить корту о возвращении.

Хрупкая на вид светловолосая девчушка в мужском облачении, отвернув голову назад, что-то говорила смеющемуся, подставляющему ветру пряди длинных волос, молодому воину. Она первая и заметила преследователя. Вскрикнула испуганно.

– Стража!

– Так, – протянул Стожар.

– Стой!

Мева еще издалека, до поворота, по стуку подков на лошадиных копытах понял, что перед ними те, за кем мчались уже десяток верст, и расслабленно отпустил поводья, когда верховой обнял девку и придержали лошадь.

– А ну, слезай с лошади! – рыкнул старший возничих ворот.

– Ты бы туда, где падальщики кружатся, ехал. Путникам на дороге спокойнее было бы, – произнес чужак.