— Бидзина, дорогой, ты как будто в сердце у меня сидел! — Обрадованный Гоча кинулся к гостю, выхватил у него из рук мокрый зонт и повесил на вешалку. — Я только к тебе собирался. Раздевайся, чего стоишь? Ольга, дорогая, накрой нам маленький стол возле камина. Гаянэ, сбегай вниз и скажи кучеру, чтобы ехал к Силии Лашхи. Пусть привезет его сюда, скажет, что мне нездоровится и я хочу его видеть… Давай наконец пальто!
Гость все еще стоял в дверях и не отдавал хлопочущему хозяину своего пальто.
— Я не останусь, Гоча, спешу.
— Что с тобой, не понимаю, зайди хотя бы в комнату. — Он втолкнул гостя в столовую и подмигнул жене, чтобы она не тратила времени даром. — Ты знаешь, почему я люблю дождь? — игриво спросил Гоча.
— Знаю, все знаю, дорогой Гоча, только вот одного понять не могу: кто сунул мне в карман эту бумажку?! На, читай и наслаждайся! — Бидзина достал из кармана пальто сложенный вчетверо желтоватый листок и протянул Гоче.
«Лакеи мировой буржуазии — меньшевики совершили еще одну позорную сделку: продали южно-русскому правительству двести тысяч пудов каменного угля, двадцать тысяч пудов керосина и мазута, три тысячи пудов бензина, две тысячи пудов машинного масла. Как нам достоверно известно, в Тифлис прибыл представитель белогвардейских вооруженных сил; в ближайшие дни начнутся переговоры с министром снабжения, который должен дать разрешение «правительству» Деникина скупать и вывозить из Грузии отборные лесоматериалы на нужды белой армии…
Товарищи! Пора сорвать снабжение белой армии военными материалами. Рабочие-железнодорожники, портовые грузчики Батуми и Поти, саботируйте погрузку вагонов и пароходов…»
Закончив читать прокламацию, Гоча не мог оторвать глаз от последней строчки: «Союз молодых коммунистов Грузии «Спартак».
— Молокососы! Пусть печатают свои бумажонки и сами их читают хоть до второго пришествия! Ради бога, не порть мне настроение. И без того эта погода действует мне на нервы. Неужели ты не голоден?
Гоча вынес ломберный стол из кабинета и поставил его поближе к камину.
— Да, но каким образом листовка оказалась у тебя в кармане?
— За этим я к тебе и явился. Вчера я направился отсюда прямо домой. По дороге никого не встречал, так что подозревать некого! Утром Софико стала чистить мое пальто и обнаружила прокламацию.
— Должно быть, ты ее на улице подобрал и не помнишь. На этих днях всю Эриванскую площадь такими листовками засыпали…
— Нет, Гоча, не такой я был пьяный.
— По-твоему, она сама к тебе в карман залетела? Ты просто забыл. Сейчас проверим: помнишь ли ты, как вчера ухаживал за одной из сестер Церетели?
— Как ты любишь все преувеличивать, Гоча! — смущенно отмахнулся Бидзина Чхеидзе.
— Твое счастье, что Софико не было! Она бы тебе показала!
Оленька принесла тарелки. Чтобы переменить предмет разговора, Бидзина сказал:
— Между нами, они довольно справедливо заметили, что не к лицу демократической республике исполнять роль интенданта при Деникине.
— Замолчи, ради бога. И больше никогда этого не повторяй! — Товарищ министра не любил, когда его друзья осуждали политику правительства.
— Разве я не прав?
— Знаешь, дорогой Бидзина, такой наивный человек, как ты, долго не разберет, где в политике ложь, а где правда. Это во-первых. А во-вторых, подойди сюда.
Гоча подвел гостя к окну и указал на очередь возле хлебной лавки.
— В чем эти люди виноваты? Им приходится день и ночь выстаивать в очереди ради фунта черного хлеба. Деникин дает нам хлеб, а за хлеб не то что уголь, душу продашь дьяволу! Недавно довелось мне побывать в Хони. Умереть захотелось, только бы не видеть детей с раздутыми от голода животами. Вчера вечером в Поти прибыл пароход с пшеницей от Деникина. Знаешь, какая сила — хлеб? Он может в ножны вложить занесенный над нами меч. Голодный народ — что порох, достаточно искры, чтобы произошел взрыв. Большевики только и знают, что кричат — правительство Жордания погубило Грузию! Вот что такое политика, дорогой Бидзина.
— Допустим. Значит, по-твоему, все остальное надо забыть? Партию, идеи?.. Столько клятв и обещаний и все только для того, чтобы пробраться к власти?
— Послушай меня, Бидзина! Я вижу, тебе не жаль расстаться с государственным банком. Учти, что такого места ты больше не получишь. Я ничего, при мне можешь говорить что угодно, но при посторонних держи язык за зубами, мой тебе совет.
— Мне все осточертело! Не видишь разве, места себе не нахожу.
Из кабинета донесся телефонный звонок.
— Оленька, сними пальто с этого негодника! — крикнул Гоча, направляясь в кабинет.
Через несколько минут оттуда вышел не Гоча Калмахелидзе, а его бледная тень. Во всяком случае, так показалось Бидзине, когда изменившийся в лице, сгорбленный хозяин вернулся в гостиную.
— Что случилось, Гоча? Кто звонил?
— Кедия. Он тоже нашел в кармане листовку.
— Не может быть! — воскликнул Бидзина. — Ну, ладно, меня не побоялись, кто я такой, в конце концов, председатель несчастного банка! Но Кедия?! Это просто удивительно.