Клинок Богини, гость и раб

– Я все сделал, госпожа, – радостно отрапортовал мужчина.

– Прекрасная работа. – Тану поднялась. – Тогда для тебя осталось главное поручение. Справишься – и я полностью оправдаю тебя. Принять в личный отряд, правда, не смогу – никто из них не простит этого ни тебе, ни мне, – но никаких взысканий не будет.

– Да, конечно, все понимаю. Рад служить! – Ул выпятил грудь еще больше. Маатхас усмехался в усы, стараясь делать это не слишком явно: Праматерь, такой щенок, хотя вроде уже далеко не мальчишка.

– Под началом Гистаспа есть отряд, состоящий из тех, кто так же, как и ты, хотел бы вернуть некоторые награды, положение или доверие собственного командования. Найди среди них наиболее прыткого и наименее перспективного и убеди доставить это тану Шауту. Так быстро, как сможешь, – приказала Бану, протягивая покрывало с ношей. – Отсюда до ставки алых, если загнать коня, – не больше четырех дней. Справишься?

– Не сомневайтесь, госпожа!

– Тогда по выполнении отчитайся Раду. Караульным сам передашь, что гонец везет голову Сциры Алой ее отцу по моему приказу в знак почтения. А не сумеешь – повезешь сам. Да пребудет с тобой Праматерь.

Ул позеленел, нахмурился. Да уж – перспективы не самые радужные. Мужчина отступил на пару шагов, нервно дернул плечом.

– Сл-слушаюсь, госпожа, – ответил, заикаясь. Во рту пересохло. – Командующий Гистасп ведь не должен об этом знать?

– Мне всегда нравилась твоя проницательность.

Ул поклонился и вышел.

– Вы же знаете, что Шаут не оставит гонца в живых, с таким-то посланием? – спросил Маатхас Бану из-за спины.

Женщина обернулась:

– И Гистасп, если обнаружит Ула, тоже. Но если он сможет, значит, малец и впрямь не без таланта. Свои, в общем-то, посредственные воинские способности Ул с самого начала успешно компенсировал отличными мозгами и рвением. Так что сейчас весь вопрос в том, кинется он искать гонца, напрягая все силы и прыгая выше головы, или сдастся и предпочтет без сопротивления принести себя в бессмысленную жертву. – Бану на мгновение закусила губу, задумавшись. Затем посмотрела на Сагромаха, и взгляд ее выдавал озадаченность. – Доброй ночи, тан Маатхас.

– Спите спокойно, тану. Во всяком случае, постарайтесь.

«Постараюсь, точно».

Оставшись один, Маатхас перестал улыбаться. Тяжело осел на кровать и сжал виски, будто этим мог сдержать рой кружившихся в голове мыслей. Одного «нельзя» тана Сабира Свирепого оказалось недостаточно. Стоило ему, Сагромаху, увидеть Бану, от запретов и доводов не осталось тени. Все пространство вокруг словно в один миг оказалось проникнуто маленькой таншей: в каждом звучащем приказе слышался ее голос, в каждом лезвии виднелся ее нож, всюду чувствовался чуть сладковатый запах. Как доверять себе, если собственные чувства врут так безбожно?

Сагромах вздохнул. В его странном притяжении к дочери тана Яввуза ничего не изменилось, как и в самой Бансабире. Как и год назад, она не видит в нем никого, кроме союзника, как и год назад, не воспринимает всерьез. Может, ему самому следовало быть более настойчивым и прямолинейным, но… оказываясь с таншей наедине, Сагромах мог только отшучиваться.

Маатхас поднялся, принялся мерить комнату шагами. Он совсем запутался. Оставалось просто находиться рядом, а там будь что будет. В конце концов, рано или поздно они доберутся до лагеря Сабира, это поможет внести ясность.

Той же ночью в другой комнате беседовали двое мужчин.

– Любопытно, что она предпримет теперь, когда Ююлы разбиты? – спросил Гистасп.

– Вот предпримет – и увидим, – буркнул Гобрий.

– Что, неужели Старый Волк больше не пытается указывать ей, что делать? – Гистасп с недоверием покосился на товарища.

– А толку-то? Ну наказал он ей год назад помочь Маатхасу, ориентируясь по обстановке, а дальше что? До сих пор помню вот это в ее первом письме: «Ты обложил меня со всех сторон своими соглядатаями, а впереди них поставил двух советников. Если не верил, что они могут посоветовать что-нибудь умное, мог назначить других».

Гистасп захохотал.

– Да, ей палец в рот не клади!

– Угу, отгрызет вместе с шеей, – недовольно буркнул Гобрий. – Сколь бы я ни присматривался к этой девчонке, вообще не понимаю, что происходит в ее голове! Вот скажи мне, почему она здесь? Из верности отцу, которого толком не знает? Или ей просто нравится кромсать и резать?

Гистасп взирал на соратника с благосклонным снисхождением. Гобрий не унимался:

– Или боится, что ее на части разорвут, если откажется идти дальше? Я знать не знаю о том, что уже произошло, а ты спрашиваешь, что танша дальше делать будет! Честное слово, мир создан только Праматерью! Если бы первобогом был мужчина, ему бы в голову не пришло создать нечто столь непонятное, как женщина!

Гистасп уже едва сдерживался от слез, сложившись пополам.

– Все эти ее непонятные указания, отмалчивания! Или даже эти осады! Ну как она ухитрилась за несколько месяцев взять две крепости?! А?! Другие годами у одной сидят! – Раскрасневшийся Гобрий расхаживал по комнате взад-вперед, потрясая кулаками.

Гистасп, с трудом отдышавшись, наконец сумел внятно объяснить: