Клинок инквизиции

Незнакомец установил факел в скобы на стене. В красноватом свете Настя разглядела свое новое обиталище – маленькая комната без окон, каменные стены. Холодный очаг в углу, скамья с соломенным тюфяком, служившая постелью. Больше ничего.

Человек склонился над очагом, разжег огонь. Вскоре в комнате потеплело. Он молча вышел, вскоре вернулся в сопровождении двух мужчин, которые принесли и поставили посреди комнаты наполненную горячей водой бочку.

Слуги вышли. Человек в маске навис над Настей, критически оглядел ее:

– Встань.

Она поднялась, с трудом удержалась на ногах: голова закружилась. Человек протянул руку, девушка сжалась – сил сопротивляться не было. Твердые холодные пальцы коснулись щеки, пробежались по шее. Человек одобрительно кивнул, снял с Насти монашескую шапочку, размотал платок, принялся стягивать платье. Она протестующе застонала.

– Молчи. Стой спокойно.

Он освободил Настю от одежды, взял за плечи, заставил повернуться, осмотрел со всех сторон, словно барышник – лошадь.

– Ты девственна?

Настя хотела ответить что-нибудь неприлично-язвительное, но вовремя вспомнила, что находится в теле юной аристократки, да и положение у нее не располагающее к шуткам. Молча кивнула.

– Это проверят. – Глухой голос прозвучал угрожающе. – И если нет… Вымойся.

Решив не спорить с жутковатым мужиком, она послушно залезла в бочку. Человек подал ей кусок полотна и плошку с настоем мыльного корня. Настя подняла руки, чтобы вымыть голову, и вскрикнула: плечо отозвалось резкой болью.

– Я помогу.

Человек подошел сзади, осторожно намочил волосы девушки, осмотрел разбитый затылок, промыл рану. Вода в бочке сделалась мутно-розовой. Намазал волосы мыльным настоем, осторожно помассировал голову, ополоснул водой из кувшина. Затем перешел к плечам, груди – тер куском ткани. Действовал аккуратно и деловито, отстраненно – в его движениях не было никакой чувственности, ни намека на мужской интерес. Скорее, это походило на обращение с очень ценной, но чужой, не вызывающей никаких эмоций и воспоминаний, вещью.

Вымыв девушку, человек помог ей выбраться из бочки, обтер льняной тканью. Подал белую рубаху:

– Надень.

Настя облачилась в одеяние из тонкого полотна.

Человек кивнул:

– Хорошо. Вот, накройся. – И протянул одеяло из волчьего меха.

Приказал вынести бочку, потом выдернул из-за пояса сердито звякнувшие кандалы, надел их на запястья девушки, закрыл. Вынул факел из скобы, молча вышел. Заскрежетал, проворачиваясь, ключ в замке – два раза против часовой стрелки, один раз по часовой. Настя осталась одна в темноте.

Они ищут не там. Всегда не там. Хватают не тех. Забавно наблюдать за человеческой суетой. Страх, боль, предательство – хорошая почва для того, что должно вырасти на месте города. Пока он, вервольф, господин Равенсбурга. Но очень скоро явится истинный повелитель.

Сенкевич

– Так куда, ты говоришь, прогуливаешься по ночам?

Человек, подвешенный на дыбе, выкашлял из разбитого рта что-то невнятное.

– Повтори. – Сенкевич взмахнул кнутом.

– Я не помню, – прорыдал человек.

Еще удар. И еще.

– Прости меня, господин, но я и правда не помню…

Сенкевич отбросил кнут, отер пот со лба, с омерзением почувствовал во рту привкус крови. Кровь… Она сейчас везде – на губах, на руках, на этом вот уроде, который шляется по ночам неизвестно где.

На окраине Равенсбурга, в заброшенном доме он организовал собственный орден, свою инквизицию, и пытал, и бил нещадно, страшнее еще, чем монахи, – искал вервольфа.

Со всех концов города к нему стекались слухи и доносы, его сеть работала на полную мощность. Сенкевич не хватал кого попало по оговору соседей, нет, он проводил расследование, анализировал, так что в его пыточную попадали только настоящие подозреваемые.

Этого ремесленника видели, когда он в лунную ночь бродил по пустырю. Сенкевич не доверил допрос Клаусу, хотя злобный демонолог с удовольствием этим бы занялся. Он и сейчас присутствовал при пытке, злорадно улыбаясь при каждом стоне и крике. Аарон, напротив, старался держаться подальше от пыточной. Сенкевич и не настаивал, пощадил нежную душу алхимика.

Спустя некоторое время стало ясно: подозреваемый – безобидный лунатик, да еще и психически неполноценный.

– Опять не то, – сплюнул Сенкевич. – Убрать.

Клаус понятливо кивнул, отвязал несчастного от дыбы, подхватил под мышки. Сенкевич отвернулся, стараясь не обращать внимания на хрип агонии. Нельзя оставлять свидетеля в живых – при случае расколется инквизиторам.

Вскоре труп, надежно упакованный в холщовый мешок, занял место в углу, дожидаясь глубокой ночи, когда его вынесут и закопают.

– Готово, Гроссмейстер, – с довольным видом доложил Клаус.

– Вот, взяли наконец. – Два наемника втолкнули в дом худощавого рыжего парня в черной одежде и кожаном доспехе – ближнего.

– На дыбу, – коротко бросил Сенкевич.