Клинок мертвеца

Сквозь внезапно хлынувшие слезы Эремул увидел, как чей–то палец указывает прямо на него. Он и рта не раскрыл, чтобы заявить о своей невиновности. Не пытался удрать. Даже не подумал вызвать магию, чтобы защититься. Вместо этого оцепенело наблюдал, как толпа доходит до неистовства.

— Предатель! Ублюдок!

— Своих продал! Мы все умрем из–за тебя!

— Чудовище! — завопил кто–то еще.

Первый камень отскочил от его лба, и он замигал, когда по щекам побежала кровь, смешиваясь со слезами. Деревяшка от разломанной двери ударила его в грудь. Больно было не от палки, а от гвоздя, который торчал из нее.

Кто–то схватил его за шею сзади, и Эремул опрокинулся на землю, больно стукнувшись затылком, кресло повалилось рядом.

Ему в грудь въехал сапог, и у него перехватило дыхание. Ребра пронзила боль. Другой сапог ударил в лицо, и рисунок подошвы словно выжгло на коже.

Эремул смотрел снизу вверх на нависшие над ним лица, полные ненависти. Сжатые кулаки, ноги в сапогах и теплые плевки сыпались со всех сторон, сотрясая его тело.

«Я не чудовище». Эта мысль, казалось, повторялась снова и снова, а его голова снова и снова ударялась о землю. Он пытался понять, почему остается в сознании, почему ощущает каждый нюанс боли, которая обрушивалась со всех сторон.

Мгновением позже все мысли исчезли.

Невысказанное

Саша утерла пот со лба и бросила взгляд на гору впереди. На подступах к хребту Дьявола путь уже был довольно трудным: они непрестанно карабкались вверх по зазубренным голым скалам, среди которых скрывались глубокие расщелины и головокружительные обрывы, но последние несколько часов подъем стал еще более резким. Она то и дело подтягивалась вверх по изломанным каменным выступам и исцарапала руки в кровь. Их отряд продвигался вперед удручающе медленно, особенно сложно приходилось чародейке Ране и Бродару Кейну. Старый воин выглядел неважно, он с трудом дышал и морщился от боли, когда думал, что на него никто не смотрит.

Коул шел за Сашей, самым последним. Вид у него был несчастный. Ее друг двигался, понурив голову, не желая встречаться с ней взглядом. То, что девушка увидела в пещере, потрясло ее до глубины души. Коул превратился в существо из мрака и тени, живое воплощение божественной сущности, которую он, как видно, нес в себе.

Саша хотела повернуться к Коулу, чтобы поговорить открыто и честно о том, что с ним произошло, но он, похоже, не был расположен к общению. Джерек сломал Даварусу нос, и все его лицо покрывала запекшаяся кровь.

Сашин же нос чувствовал себя сейчас значительно лучше, ведь она уже много недель не касалась хашки, хотя время от времени ощущала какое–то странное покалывание в руках и ничем не могла его объяснить.

Айзек и Джерек, которые шли во главе отряда, добрались до вершины огромного выступа и застыли на месте. Офицер Исчезнувших выглядел весьма эффектно: ослепительно белокожий на фоне почти черной скалы, красивый совершенно чуждой красотой. Он поднял невероятно изящным жестом тонкую руку и прикрыл глаза от полуденного солнца.

К внешности Джерека, напротив, подходило любое определение, кроме «изящный». Весь в шрамах от ожогов, суровей, чем окружавшие их горы, он, казалось, был сплошь сталь и ярость. Он не сказал ей ни слова с тех пор, как они встретились вновь в Западной Скале. Он вообще ни с кем не говорил, кроме разве что Бродара Кейна, да и тому, казалось, лишь мрачно кивал, и все.

— Впереди — кое–какие затруднения, — проворчал он. — Похоже, великаны бьются с демонами.

Айзек повернулся к Саше.

— Возможно, ты могла бы приглядеться, — предложил он.

Она приподняла бровь.

— Ты хочешь сказать, у меня зрение лучше, чем у тебя?

— Твои манипуляторы были частью экспериментального комплекта имплантатов, разработанных для идеального солдата–человека. От этого проекта отказались, когда принц Обрахим объявил, что он аморален.

— Аморален? После того как вы поработили бессчетные тысячи людей?

— Ваш вид достиг уровня развития, которым мы уже не могли пренебрегать. Только после убийства Адуаны и Фериана Обрахим вновь разрешил использование людей–невольников.

Джерек казался более возбужденным, чем обычно. Он дернул себя за бороду, а затем смачно сплюнул в угрожающей близости к серебристым сапогам Айзека.

— Вы, двое, собираетесь стоять там целый день и языками трепать? — рявкнул он. — А мне–то казалось, на карту поставлена судьба мира.

Исчезнувший пригвоздил разъяренного Волка обсидиановым взглядом.

— Точнее было бы сказать, что на карту поставлена судьба человечества. Если вы потерпите неудачу, то этим займутся наши. Савериан во второй раз не оплошает.

— А что, если ты здесь умрешь? — проскрежетал Джерек. — Что скажет твой принц, если мы притащим в Благоприятный край твой труп?

— Это не изменит его отношения. В отличие от вас, мы не действуем по злобе или в ярости. — Айзек прищурился. — Надеюсь, ты не вынашиваешь каких–то неблагоразумных мыслей.

Джерек снова сплюнул.

— Я сказал тебе, что помогу выследить и убить этого ублюдка Герольда. Пока он не сдохнет, можешь на меня рассчитывать.