Клинок мертвеца

У Эремула никогда не было ни брата, ни сестры. Произошло ли это из–за эмоционального излучения со стороны Судьи, или хватило одного выражения его лица, но в то мгновение Полумаг понял, какой силы чувство может испытывать брат к сестре. Когда ощущение пропало, на его место пришло опустошение. И как всегда, пустоту заполнила горечь.

— Люди редко имеют спутников жизни, как мы понимаем это, — заметила Мелиссан. Полумаг физически ощущал яд, сочившийся в ее голосе. — Они — как собаки. Спариваются, а потом уходят, чтобы найти кого–то другого, с кем разделить свое семя. Последствие незначительной продолжительности их жизни.

Полумагу хотелось выплеснуть ярость в надменное лицо этой женщины–фехда, которая так легко им манипулировала. Именно Мелиссан едва не довела его до кончины в петле. А теперь она смеет оскорблять то единственное, что придало его жизни хоть какое–то значение?

«Все тридцать пять моих лет на этой земле соотечественники высмеивали и оплевывали меня, внушали мне ощущение собственной никчемности. Я могу вынести от вас что угодно. Но не оскорбляйте ее». Четверо совершенных бессмертных смотрели сверху вниз на Монику, будто она была пятнышком мушиного дерьма. «Три», — поправился он. Айзека эта ситуация, похоже, смущала.

Генерал Савериан положил руку в перчатке на плечо женщины по имени Ним.

— Тысячу лет Нимувия была обещана мне. Однажды мы соединим наши жизни и проведем остаток вечности вместе. Мне жаль вас, недолговечные существа, и ваших иллюзий значимости. И постоянства.

«Не делай ничего сгоряча. Не делай ничего сгоряча». Эремул повторял фразу снова и снова, скрежеща зубами — единственный жалкий выход ярости, который он мог себе позволить. Ему отчаянно хотелось выплеснуть на этого Савериана свою магию, по останавливал страх. Страх, и еще — слова Айзека.

«Магия для нас — словно вода. Эльфы тоже собирались противопоставить нам свое волшебство во время Сумеречной войны. Оно мало помогло им».

Савериан прожил пять тысяч лет. Если бы убить легендарного генерала магией было легко, это случилось бы давным- давно.

— Нам пора осмотреть Разрушителя Миров, — объявил генерал, водружая на плечо свое орудие и разворачиваясь на каблуках. — Мы потратили достаточно времени на этих животных.

Эремула в конце концов прорвало.

— Не называй ее животным, ты, надменный придурок! — рявкнул он.

Савериан остановился. Мелиссан развернулась, ее губы скривились от гнева. Ним тихо ахнула. Айзек просто закрыл глаза, словно он почти ожидал такого исхода, но надеялся, что трагедии можно будет избежать. Генерал медленно повернулся.

И тут Савериана ударила стрела.

Стукнув его в грудь, она отскочила от серебристых доспехов, хотя, судя по боли, мелькнувшей в обсидиановых глазах, удар был чувствительным. Эремул тоже взвизгнул от боли — эмоциональное излучение Савериана оказалось еще сильнее, чем у Айзека.

Воздух разорвали боевые кличи. Из переулка выскочили вооруженные мужчины — бывшие Алые Стражники, ополченцы — ветераны коротких войн с Призрачным портом и Телассой, — и обычные граждане, нашедшие в себе смелость взяться за меч в последнем отчаянном сражении с захватчиками. Засада была идеально спланирована либо оказалась невероятно удачной: остальные фехды находились в сотнях ярдов от своих четырех офицеров, оставив их без всякого прикрытия.

Раздались призывы: «За Сонливию!» — и другие, также не отличавшиеся особой оригинальностью, но достойные одобрения. Несмотря ни на что, Эремул ощутил некоторый прилив гордости. Нашлись в городе люди, рискнувшие пойти на безрассудно смелое сопротивление оккупантам. Пораженный, он заметил среди мятежников знакомого — Лашана, бывшего начальника порта, которого Эремул дважды унизил в недалеком прошлом. Взгляд Лашана, бежавшего в атаку с коротким мечом, неловко сжатым недавно вылеченной рукой, упал на Полумага. Летом Эремул сломал ему пальцы колесами кресла. Этот человек был тогда распоследним трусом, но теперь откуда–то почерпнул мужество.

— Предатель! — завизжал Лашан, брызгая слюной.

«Все совсем не так, как кажется», — хотел было возразить Полумаг. Кто бы ни стоял за атакой, ему он явно не доверял, раз не посвятил в планы. Он это понимал. Полумага не заботило, что его могут убить заодно с командованием фехдов, но Моника тоже оказалась у них на пути. В пределах дальности выстрела из лука находилось по крайней мере тридцать вооруженных мужчин, и позади них бежали другие.

Трое Судей выступили вперед, чтобы защитить командующего, но Савериан поднял руку, и они отошли. Беловолосый генерал в одиночку сделал единственный длинный шаг навстречу тем, кто выскочил из засады.