– Но вообще мама как-то находила способ держаться. Отцу платили мало. Тогда всем платили мало, и люди воровали, кто во что горазд. Он мог бы сколотить состояние на своем месте, но нет, он у меня честный и гордился этой честностью. А мама зимой сапоги расклеенные носила. Их чинить не брались, и она сама обматывала изолентой, а внутрь напихивала газеты. У нее работы вообще не было. Он же только и твердил, что нужно потерпеть, что скоро все наладится… верил партии.
Минотавр рассказывал глухо. И Ане было странно слышать от него подобное. Почему-то не верилось, вот в историю о злой мачехе она поверила с ходу, а тут вдруг…
– Думаешь, я и теперь лгу? – он склонил голову набок.
– Мне… я не умею определять ложь, – призналась она. – Совсем. И в детстве меня в «верю – не верю» всегда обыгрывали.
– Сейчас я говорю правду. Я пытался подработать, подумывал школу бросить, кому он, десятый класс, нужен… но отец узнал, орать начал. Он у нас был с характером. Если чего решил, то в лепешку расшибется, а сделает по-своему. И я в него пошел. Мы целую ночь друг на друга кричали. Он за ремень схватился, знаешь, он у меня ремня не чурался, не могу сказать, чтобы злоупотреблял, он не садист, нет, но просто с характером… и когда взялся, я его ударил. Не за себя, мне-то что, казалось, уйду из дому и… но мама была, и еще сестренка маленькая, и он же мужик, должен о семье заботиться.
Минотавр фыркнул.
– В общем, я тогда и вправду ушел, думал, что… не важно. Связался с пацанами из качалки. Крутые они и при бабках. Это ведь казалось, если бабки будут, то и все остальное тоже. Главное, не бояться. А я и не боялся. Дикая жизнь. Вольная. Торгаши дрожат, но платят… а где деньги, там и счастье. Кабаки, девицы… веселье без конца и края.
Он вздохнул и, сунув пальцы под маску, потер лицо.
– Домой сунулся лишь однажды, хотел денег принести. Ну и так, по мелочи, купил мамке сапоги новые, типа итальянские, теперь-то понимаю, что Китай и дерматин, но это ж ерунда. Сестрице куклу. И еще лосины зеленые, тогда как раз мода была на лосины, бате – блок сигарет… он же без курева мучался… так нет, на порог не пустил. Орать стал, что я его позорю… ну и хрен с тобой, думаю. Ушел. Нет, мамку я потом встретил, передал, чего хотел… она сказала, что куклу эту несчастную он из окна вышвырнул… дескать, ничего-то не надо… а потом сестра заболела.
Аня слушала.
Странно.
Прошлая, ложная жизнь подходила ему куда лучше нынешней, настоящей. У него были мать, по-видимому, любящая, и сестра, и отец… нормальные, как у всех людей.
Тогда почему он такой?
– Думаешь, почему я такой? – Минотавр погладил Анечку по щеке. – Не бойся, я тебя не трону… сегодня точно не трону… и завтра тоже. Ты забавная.
Аня кивнула.
Забавная. Она согласна быть забавной. Есть с ложечки. Надевать старинное платье. Ждать появления этого ненормального и в ожидании сидеть в подвале, в сотый раз пересчитывая плитку. От левого угла до правого – двести восемьдесят пять получается… А если в другом направлении, то все триста десять.
Это много? Мало?
Она не знает.
Она сидит вот, слушает страшную историю о чужой жизни.
– Я и сам думал, – признался Минотавр. – Наверное, если показаться врачу, то причина найдется, но как мне показаться? Меня ведь посадят. А я в тюрьму не хочу. И в психушку не хочу. Там… плохо.
Он вздохнул. И Анечка вздохнула тоже. Ей вот не хотелось умирать. Но разве ее спросят?
– Но я снова отвлекся. С тобой сложно разговаривать, все время отвлекаюсь. Ты не виновата, конечно, должно быть, просто я давно ни с кем не говорил. Остальные кричали.
Он извиняется? Анечка обняла колени.
– Чем твоя сестра заболела?
– Ничего особенного. Аппендицит приключился, вот только молчала, что болит. А потом еще в больнице потянули, вот и дотянули до гнойного… а там перитонит. И больница пустая, лекарств нет, перевязочных нет… ничего нет. Точнее есть, но стоит денег. Каждый выживает, как умеет… отец требовал, стучал кулаком, грозился… а плевать было на его угрозы.
– Он пришел к тебе?
– Мама. Мы снимали хазу, такая квартирка, которая нам казалась верхом роскоши. Там бухали, курили и с бабами тоже… вечно крутились. Знаешь, девки деньги чуют, примерно как акулы кровь. Только появляются, и рядом уже хищница, скалится, ресничками хлопает…
– Мне от тебя не деньги нужны были, – обиделась Аня.
…И деньги тоже. Но что плохого в том, чтобы твой поклонник не был нищебродом? Мама ведь говорила, что мужчина должен заботиться о семье, а если он и себя содержать не в состоянии, то о какой семье речь идет? Но свои соображения Аня благоразумно не стала озвучивать. А Минотавр ее замечание пропустил мимо ушей.
– Она появилась и стала плакать. Я добиться не мог, что произошло, Аська же… мою сестру Анастасией назвали, Стасей, но ей Стасей быть не нравилось, она только на Асю отзывалась… она умирала. Прикинь? Я к тому времени успел повидать… всякого. И умиравших тоже. Но вот чтобы она… а все из-за отцовского упрямства. Дескать, должны лечить бесплатно… в той стране ничего уже не делалось бесплатно, только таким реликтам, как папаша, разве докажешь?
– Ты помог?