Клинок Тишалла

— Очень верно сказано, — фыркнул Хэри. — Все, что я делал в своей жизни, было для кого-то развлечением.

Тан’элКот пробурчал что-то неразборчивое, однако спорить не стал.

Хэри потер шею, но напряжение, стянувшее позвоночник, не исчезло.

— Может, в конечном итоге это пережить тяжелей всего. В жизни я натворил много дерьма. И много хорошего тоже сделал. Но, если добраться до сути, все это ерунда. Все, что делал я и что испытал — побеждал, проигрывал, любил, ненавидел, один черт, — все это имеет значение только потому, что помогало какому-нибудь ублюдку, которого я даже не знаю, скоротать пару часов.

— Мы с тобой и вправду парные мечи, — пробормотал Тан’элКот. — Наши войны давно отгремели, наша слава прошла. Что тебя на самом деле тревожит: что твоя жизнь была для кого-то развлечением или то, что тебя она больше не радует?

— А, хорошо, что напомнил! — воскликнул Хэри. — Что-то я тебя давно в жопу не посылал!

Тан’элКот благостно улыбнулся.

— Я плакал оттого, что нет у меня сапог, покуда не встретил безногого. — Он кивком указал на тротуар, туда, где спал, сгорбившись в старенькой инвалидной коляске, оборванный безногий нищий. — Посмотри на этого человека: без сомнения, он самую надежду на посмертие отдал бы, чтобы на один день встать на ноги — даже столь неверные, как твои.

— Ну? — поинтересовался Хэри. — Он сильней моего искалечен. И что с того?

Улыбка Тан’элКота поблекла.

— Инвалидное кресло у тебя получше будет.

— Ага. — Хэри горько усмехнулся. — Ровер — настоящее чудо.

— Ровер? — Тан’элКот вопросительно поднял бровь. — Ты дал кличку своей инвалидной коляске? Не думал, что это в твоем характере.

Хэри раздраженно передернул плечами.

— Это командный код, и все. Без него голосовое управление не воспринимает приказов.

— Но Ровер — это ведь собачья кличка? Как Верный… э-э… Фидо?

— В данном случае не кличка, — с раздражением поправил Хэри. — Это шутка. Началось, во всяком случае, как безвкусная шутка, а потом я решил ничего не менять.

— Не вижу ничего смешного.

— Я тоже. — Он пожал плечами. — Знаю, ты мало бродишь по сети. Что-нибудь знаешь о киносериалах двадцатого столетия?

— Только то, что это было весьма примитивное развлечение.

— Был среди них один, назывался «Пленник». Не слышал?

Тан’элКот покачал головой.

— Объяснить тебе, в чем соль, будет сложновато, — признался Хэри. — Но Ровером звали… весьма энергичного тюремщика. Вот и все.

— М-м… — промычал Тан’элКот. — Кажется, понимаю…

— Только не надо ударяться в философию — всякий раз, как ты этим занимаешься, я начинаю жалеть, что не прикончил тебя, когда у меня был шанс.

— Вот-вот. — Тан’элКот вздохнул. — Я тоже иногда жалею.

Хэри покосился на него, пытаясь найти слова, однако только кивнул и двинулся дальше. Тан’элКот держался рядом.

Они опять немного помолчали.

— Пожалуй… главный вопрос звучит так: чего на самом деле хочет человек? — проговорил наконец Тан’элКот. — Хотим мы смириться со свой судьбой или хотим изменить ее — на счастливую? В конце концов, примирение с нынешней ситуацией — лишь вопрос серотонинового баланса, и достичь его можно медикаментозным способом.

— Лекарства не изменят ничего, кроме моего к ним отношения. — Хэри повел плечами, как бы отбрасывая саму идею. — А изменить? Свою жизнь? Черт, я дрался за это!

— Правда?

— Я победил, черт! Я сделал Коллберга. Я сделал тебя. Я получил все, о чем мечтал, блин: славу, деньги, власть. И даже прекрасную женщину.

— Проблема со счастливыми концовками, — заметил Тан’элКот, — в том, что в жизни ничто не кончается.

— К черту, — ругнулся Хэри. — Я буду жить после этого долго и счастливо. Вот, живу.

— Понимаю. Твое счастье привело себя в такой час на эти улицы в моей компании, — пробормотал Тан’элКот. — Я всегда полагал, что «жить долго и счастливо» в четыре часа утра означает спать в своей постели рядом с женой.

Хэри уставился на грязный асфальт под ногами.

— Просто… не знаю. Иногда глухой ночью, понимаешь… — Он помотал головой, отгоняя мысли. Вздохнул, пожал плечами. — Наверное, я просто не привык стареть, и все. Это… А-а, на фиг. Гадский кризис среднего возраста.

Тан’элКот остановился рядом и молча стоял, покуда Хэри не поднял глаза и не увидал, что бывший император смотрит на него так, словно куснул какую-то гниль, а выплюнуть не может.

— Так ты называешь свое отчаяние? Гадский кризис среднего возраста?

— Ну-у… или не так. Зови как хочешь, мне-то…

— Хватит! — пророкотал Тан’элКот. Ладонь величиной с лапу пещерного медведя легла на плечо Хэри и стиснула с такой силой, что едва не хрустнули кости. — Ты не сможешь умерить боль, как ни обзывайся. Ты забыл, с кем говоришь, Кейн.

Глаза Тан’элКота сверкали, и этот взгляд держал Хэри Майклсона крепче великанской руки.

— В этом мы с тобой братья. Я пережил то, что чувствуешь ты, и оба мы знаем, что нет на свете слов, способных описать и сдержать эту муку. Мы ранены, ты и я, и наши раны не излечит время. С каждым часом они болят все сильней — как гангрена, как рак. Они убивают нас.