Клинок Тишалла

Прищурившись, Хэри уставился на вышагивающего рядом великана. Тан’элКот был одет в вязаный свитер и вельветовые брюки модника-профессионала, темная грива собрана в старомодный конский хвостик. Возраст смягчил резкие очертания его лица, но титаническое сложение бога, которым он был когда-то, сохранилось. Металлические ленты модамп-упряжи, которую Тан’элКот носил поверх свитера, блестели в свете фонарей, будто кираса. Казалось, что мостовая дрожит под его поступью.

— Разумеется, да, — легко согласился Тан’элКот.

В дружеском молчании они прошли еще квартал, то выходя на свет, то ныряя в тень.

— Я мечтал о твоей погибели, Кейн, — проговорил наконец Тан’элКот. — Я жаждал ее, как проклятые души в вашем христианском аду жаждут забвения. Твоя смерть не вернет мне Империи, не возвратит мне любви Детей моих, но она облегчила бы — хоть на те мгновения, покуда твоя жизнь утекает из моих пальцев, — страдания моей ссылки. — Он опустил голову, словно вглядываясь в трещины на асфальте. — Но… свершив это единожды, я останусь опустошен. Мне больше не о чем будет мечтать.

Хэри обошел пару алкашей, которые прислонились друг к другу, будучи не в силах решить, пойти домой или рухнуть прямо на улице. Тан’элКот легко смел обоих с дороги. Вслед ему понеслось что-то неразборчивое и злое. Хэри и Тан’элКот двигались дальше.

— И кроме того, — пробормотал великан, — признаюсь, я буду скучать по тебе.

— Да ну?

— Увы, да. — Он вздохнул. — Я нахожу, что все более и более живу прошлым. Воспоминания — единственное утешение моего заточения. Ты единственный, с кем я разделяю их. Единственный из живущих, кто воистину помнит — воистину ценит, — кем я был прежде. — Он смиренно развел руками. — Сантименты, да? Какой мерзкой тварью я стал!

Эта стрела попала, на вкус Хэри, слишком близко к цели. Пару кварталов оба шли молча.

— Ты не… — раздумчиво начал Хэри, но осекся. — Ты никогда не думал вернуться?

— Думал. Я никогда не переставал думать о доме. Анхана — край, где я родился и переродился. Мучительнейшая из ран, нанесенных мне жизнью, — знать, что я никогда больше не почувствую тех ветров, никогда не согреет меня родное солнце, никогда нога моя не коснется той земли, никогда! Я прожил бы здесь счастливым остаток дней, если бы только знал, что последний свой вздох отдам Анхане. — Могучие плечи Тан’элКота поднялись и опустились. — Но это лишь пустая фантазия. Даже если твои хозяева позволят такое, Возлюбленные Дети более не нуждаются во мне. Церкви я нужнее как символ, нежели как воплощенный бог. А бог еще существует: сила Ма’элКота суть функция соединенного преклонения моих последователей. Жрецы Ма’элКота по сей день дают выход этой энергии, творя чудеса во время молитвы перед моими образами — верней сказать, Его образами, поскольку мы с Ним более не единосущны. — Он тяжело вздохнул. — Я не могу делать вид, что мир остановится, если им не движет моя рука.

Хэри кивнул.

— Да, бывает, что дерьмо просто так… случается, — согласился он. — Тебе бы стоило привыкнуть.

— Правда? — Тан’элКот остановился, делая вид, что внимательно изучает забрызганную мочой стену. — Как так выходит, что свое поражение я нахожу более терпимым, нежели ты — свою победу?

— Очень просто. — Хэри фыркнул. — Ты можешь винить меня. А мне кого винить?

Шоколадные брови над огромными, ласковыми очами взмыли вверх — Тан’элКот задумался.

— М-м… пожалуй, — признал он наконец с грустной полуулыбкой, кивнув собственным мыслям. — У тебя есть одно поразительно неизменное качество, Кейн. Ты всегда оказываешься чуть-чуть умнее, чем я предполагаю.

— Мг-м. Точно. Я гений. С большой буквы «х».

Тан’элКот потрогал переносицу, там, где Кейн сломал ее; небольшой изгиб оставался единственным изъяном, нарушающим совершенство его черт.

— Знаешь, почему я не стал поправлять этот перелом? — спросил он. Ладонь его разомкнулась, словно выпуская бабочку. — По той же причине, по которой сменил имя.

Хэри снова прищурился, глядя на него, и увидел другое лицо — лицо того же человека в те дни, когда тот правил империей Анханы как царь и живой бог. Тогда он называл себя Ма’элКот, что с языка пакили переводилось приблизительно как «я бесконечен». «Ма» на этом наречии было формой настоящего времени глагола «быть», а «тан» — формой времени прошедшего.

Я был бесконечен.

— Так что всякий раз, слыша свое имя, всякий раз, глядя в зеркало, — продолжал Тан’элКот, — я напоминаю себе, чего стоит недооценивать тебя.

Слова прозвучали отстраненно и точно. Словно заученная речь. За годы, проведенные на Земле, Тан’элКот все больше и больше приучался изъясняться таким образом — будто играл перед одному ему видимой аудиторией.

Хэри хмыкнул.

— Льстец.

— М-м. Возможно.

— Ты поэтому никогда не пытался меня прикончить?

Тан’элКот двинулся дальше.

— Месть — занятие для слабых умов, — раздумчиво проговорил он. — Опознавательный знак нищих духом.

— Это не ответ.

Тан’элКот только пожал плечами. Хэри вскоре нагнал его.

— Быть может, я не стал уничтожать тебя, — пробормотал бывший император, — потому, что куда приятней смотреть, как ты сам себя губишь.