Клинок Тишалла

– Пустые слова. Детали. Когда, чтобы спасти ту, кого он вознамерился спасти, Кейну потребовалось одолеть в единоборстве величайшего бойца своей эпохи, он сделал это. Забудьте, что этот человек превосходил Кейна в любом из боевых искусств, забудьте, что Берн даже безоружным мог убить его во сне, не сбившись с храпа. Но вспомните хотя бы, что Берн орудовал мечом, вошедшим в легенду, Косалем – клинком, который нельзя остановить. Вспомните, что Берн был одарен силой превыше человеческой и кожа его была прочней стали. Вспомните, что Кейн вышел против него избитым, раненым, почти увечным, отравленным, и все же…

Тан’элКот многозначительно умолк.

– Удача.

– Удача?! – выплюнул Тан’элКот с яростью, поразившей его самого. – Этим словом невежды определяют меру своего невежества! Они слепы к путям сил, движущих вселенную, и свою слепоту называют «наукой», или «здравым смыслом», или «прагматизмом», а натолкнувшись на стену или упав с обрыва, зовут свою неуклюжесть «удачей»!

– Мы готовы удовлетвориться гибелью Паллас Рил. Возможно, мы найдем промежуточную цену.

Тан’элКот фыркнул:

– Очевидно, вы полагаете, что спасете свои планы, убив ее. На самом деле все наоборот. И свидетельство этому то, что я стою перед вами. Хотите помешать Паллас Рил? Сначала убейте Кейна.

– И снова – зачем нам твоя помощь?

Ну даже такие тупицы могли бы увидеть истину, если нарисовать ее достаточно крупно и прямо под носом!

– Потому, – терпеливо объяснил он, – что никто другой не понимает, что такое на самом деле Кейн. Без меня вы узнаете это, но слишком поздно. Он научит вас сам, но знание это вы унесете в могилу. Отвергнув мое предложение, вы погибнете, проклиная собственную глупость. Хотите узнать, какова судьба восставших против Кейна? Спросите Артуро Кольберга.

– Артуро Кольберга?

Последовала долгая-долгая пауза – слишком длинная для ответа на риторический вопрос.

– Идеальный выбор, – проговорил незримый собеседник. – Так и поступим.

3

Артуро Кольберг вцепился в краешек меламиновой поверхности своего рабочего места, пот струился из шрамов, изрывших остатки его волосяного покрова. Кожа за прошедшие годы стала бумажной: пожелтевшей от старости, сухой и бугристой. Только губы в пятнах из-за больной печени сохранили упругую пухлость. Стиснутые зубы почернели от кариеса.

«Это мне снится, – подумал он. – Это только сон».

В почтовом ящике экрана помаргивал сияющий диск. А в нем поднимал на дыбы крылатого коня рыцарь в сияющих доспехах. Сообщение со Студии.

Это, наверное, сон.

Но это не было похоже на сон. Кабинеты здесь – в отделении обработки пациентов – были кристально чистыми и до омерзения знакомыми. Сквозь тонкие стены слышались стоны пациентов в смотровых, в коридоре кто-то бесконечно истерически всхлипывал. По флуоресцентным лампам на потолке ползала пара здоровенных, раскормленных на крови мух.

Убедившись, что надзиратель не поймает его на том, что работник отлынивает, Кольберг рискнул оглянуться. Клерки в соседних кабинках привычно горбились над клавиатурами, торопливо барабаня по клавишам. Здесь, в клинике для Рабочих Миссионерского округа, за ввод данных в систему платили сдельно: десятая часть марки за каждую анкету. С маниакальным упорством вглядывались они в экраны, и в зале воняло прокисшим от страха потом.

Годы, проведенные в поденщицком гетто, содрали мясо с костей Кольберга, некогда ловкие пальцы превратились в скрюченные артритом клешни. Он едва узнал руку, двинувшую курсор в сторону почтового ящика, потому что на единственный бесконечный сладостный миг вспомнил ее такой, какой она была когда-то.

Каким был когда-то он сам…

Он вспомнил, как сидел в Корпоративном суде, глядя, как громоздятся улики против него, как проходят чередой Актеры и техники, служащие Соцполиции и соперники-Администраторы, чтобы каждый мог бросить свою горсть земли на могилу, где он похоронен заживо. Вспомнил, как свидетельствовал против него Ма’элКот, и вспомнил величавое презрение, несгибаемое достоинство, бульдозерную уверенность в собственной правоте, звучавшие в тирадах бывшего Императора.

В те бесконечные часы унижения Кольберг ничего не мог поделать – оставалось только сидеть на скамье подсудимых, безнадежно и безответно. Он твердо знал, что будет уничтожен, ибо Студия – сила, которая могла спасти его, встать на его защиту, расплатиться за бескорыстную и преданную службу, – обратилась против него. Чтобы спастись самой, она отсекла Кольберга от своего тела. Употребила. Выпотрошила. Отсекла все, что дарило смысл его существованию, и опустила его в канавы поденщицких трущоб.

Он нажал курсором на иконку, и посреди экрана развернулось диалоговое окошко:

«РАБОЧИЙ АРТУРО КОЛЬБЕРГ,

ВАМ ПРИКАЗАНО ОСТАВАТЬСЯ У ЭКРАНА.

ЖДИТЕ СВЯЗИ С СОВЕТОМ УПРАВЛЯЮЩИХ „ПРИКЛЮЧЕНИЙ БЕЗ ГРАНИЦ“».

У Кольберга екнуло сердце.

«Они помнят. Через столько лет они вернулись за мной». В центре экрана появился индикатор загрузки, медленно, заполняясь слева направо, что-то огромное закачивалось в терминал из Сети. «Наконец они вернулись».

Шесть лет, почти семь – на поденщицких харчах. Шесть лет.