Клинок Тишалла

Дамон лежал на холодных плитах моста и, сжавшись в комочек, дрожал от боли. Из глаз его текли слезы. Райте молча смотрел на скомканную одежду и не верил тому, что видел. Ткань набухла от масла. На краях прорех выступали черные капли и одна за другой падали на камни. Райте поддал ногой грязный ком, и тот влажно шлепнулся поодаль. Райте поднес к глазам левую руку и стал разглядывать кисть. На глянцевой, влажно блестящей черной перчатке не осталось ни одного светлого пятнышка.

Тогда он сжал кулак, и сквозь поры выступила густая вязкая жидкость – черное масло Слепого Бога.

4

Добравшись до Десятой улицы двора Менял, Райте подвел Дамона к подъезду дома, что как раз напротив здания Суда, и усадил на крыльцо. Тот со вздохом опустился на испачканную маслом ступень и свернулся клубком, закрывая обожженную маслом грудь. Взгляд его был обращен в никуда, как это бывает с ушедшими слишком глубоко в целительный транс. Райте прижал жужжащий Косаль к бедру и отошел.

Десятая улица была запружена народом: мужчинами с мешками на спинах и с тюками в руках; старухами, толкавшими коляски, и стариками, тянувшими телеги; женщинами, которые несли на руках детей и тащили на привязи домашних животных; юношами, искавшими путь из города. Их покрасневшие лица были скорбны и угрюмы. Кто-то искал родных, выкрикивал имена, и призывы эти заглушались воплями, стонами и проклятиями.

Мост Дураков и мост Воров были охвачены огнем. Тысячи горожан, собравшие все, что могли унести, направлялись к западной части Старого города. Но и мост Рыцарей уже лизали языки пламени – дубовая роща, выросшая на одном из пролетов, загорелась через несколько секунд после того, как Райте увел оттуда Дамона. Теперь единственной дорогой с острова был Королевский мост – длинная арка, подходы к которой охраняла рота пехотинцев в тяжелых доспехах. Их капитан не желал пропускать этот сброд потенциальных мародеров в богатые кварталы Южного берега.

Пламя медленно ползло на запад по изогнутым улочкам и кровлям. Оно пересекало каналы по дощатым настилам и летело по ветру вместе с роем горящих искр. Весь город к востоку от улицы Мошенников пылал, и огонь сгонял во двор Менял все больше и больше народа. Слабые гибли в давке – то здесь, то там толпа расступалась, обнаруживая тела горожан, затоптанных, сраженных дубиной или убитых в толкотне ножом. Когда масло, текущее с верховьев реки, вспыхнуло, стало казаться, будто Старый город обнимают гигантские огненные руки.

Косаль жужжал в руке Райте, роняя крохотные капли черного масла. Тот задумчиво смотрел на эту непрерывную капель. Он вспоминал о боли, которую делил с богиней в тот момент, когда масло лишь начало появляться повсюду. Вся правая – чистая – сторона его тела была покрыта волдырями и ожогами, и в каждом пульсировала боль; мышцы вздулись и оцепенели, будто вареные. Другая половина не болела, и это ужасало его.

Далеко-далеко, у границ внутреннего взора, слабо, но настойчиво, словно навязчивый фрагмент мелодии, застрявшей в мозгу, тлели образы существ, находившихся в бассейне реки, тех, кто еще остался в живых. Самыми четкими были образы мужчин и женщин, толпившихся на улицах неподалеку. А еще Райте чувствовал мужчин – очевидно, солдат – в здании Суда. И невнятно ощущал растерянных монахов, которые заперлись в Посольстве, – среди них вспыхнула ссора, перешедшая в стычку, и в нескольких комнатах лежали трупы тех, кого убили обезумевшие жертвы вируса.

Райте чувствовал присутствие других людей. То были напуганные призраки, что прятались за запертыми ставнями, и безумцы с улыбкой на окровавленных губах. Еще он увидел нескольких счастливых в своем неведении горожан, которые мирно храпели в своих кроватях, видели сны и ничего не знали о неистовстве и пожарищах, охвативших город.

Он ощущал призраков в подземных лабиринтах. Нелюди, напуганные и свирепые, ревущей лавиной текли по темным подземным коридорам. Он слышал эхо приказов их безумной повелительницы, отзывавшееся в сердцах огров и троллей, Перворожденных и древолазов. Райте видел, как выглядит их цель, и чувствовал переполнявшую их жажду крови. Он знал, что, если промедлит, у Кейна не останется крови для спасения мира.

Другим жутким фрагментом этих видений была картина, которую он видел на другой стороне улицы: у открытых дверей величественного здания Суда, на верхней площадке широкой лестницы стояли двое вооруженных Очей Божьих. Фасад здания озаряли оранжевые сполохи огня. Плющ, некогда украшавший его стены, превратился в гниющее месиво, из которого сочилось масло и растекалось сиропными волнами по широкой обнесенной перилами веранде. Стражники в ужасе отступали к дверям, стараясь держаться подальше от черной вязкой жидкости, и с завистью смотрели на прохожих, словно только страх чего-то худшего, чем огонь, держал их на посту.

Еще Райте боялся того, что пугало охрану. Потому что он знал, чего они боятся. Чувствовал.