Клинок Тишалла

– Беседы в реальном времени. С кем разговаривал Майклсон?

– Я не… не могу… – Он заставил себя остановиться и сделал вдох. – Обычно я… э-э-э… копирую записи бесед Председателя с его терминала, пока его нет в кабинете, но… понимаете, ядра данных…

– У вас есть свидетельства, документальные или нет, что стирание данных было намеренным актом саботажа?

Они думают, что он врет? Или хотят получить рычаг давления на Майклсона? «Во что я влип?»

– Я… э-э-э… нет, впрямую нет. Но зачем ему было угрожать мне, если он не пытался ничего скрыть?

Голос его пресекся. Недвижный логотип отбрасывал на лицо Келлера мертвенный зеленый отсвет. Застывший рыцарь на крылатом коне взирал на него чудовищно долго. Но наконец, слава всем святым, прозвучало:

– Ремесленник Келлер. Свободны. Возвращайтесь к своим обязанностям.

Келлер долго смотрел на мертвый серый экран, потом, будто очнувшись, вскочил на ноги.

Ему отчаянно захотелось в уборную.

5

Лифт довез Хари до служебного коридора – гладкие белые стены, стальные двери, ковровая дорожка. А еще следы времени: плесень на стенах, пыль в застоявшемся воздухе, резкий контраст с безупречной обстановкой открытых для публики участков Студии. Хари пришлось одолеть широкую дугу коридора почти до конца, прежде чем он свернул в закрытую на папиллярный замок дверь в трубу. Ровер следовал за ним, как привязанный.

Переход между Студией и Кунсткамерой представлял собой прозрачный тоннель длиной в полкилометра. На пол была небрежно постелена узкая дорожка из всепогодного ковролина. Низкие серые облака плевались дождем, и шепот бьющих в бронестекло капель почти заглушал шуршание кондиционеров. Хари торопливо брел над ячейками гаража-улья в двадцати с лишним метрах внизу и ограждающим его десятиметровым забором.

– Ровер, стоять, – бросил он командным тоном, протянув руку к бронированной двери Кунсткамеры.

Кресло послушно щелкнуло тормозами. Хари поморщился, переминаясь с ноги на ногу. Уже то было скверно, что приходилось пользоваться Ровером по необходимости, но заставить себя опуститься в коляску, устроиться поудобнее, покуда ноги еще держали, он никак не мог.

Он шлепнул ладонью по панели замка.

– Доступ запрещен, – ответил голосовой синтезатор системы безопасности. – Лица, чье состояние здоровья зависит от биоэлектрических имплантатов, не допускаются в пределы здания согласно акту об уменьшении ущерба…

– Майклсон отменяет.

– Прошу дать образец голоса на опознание.

– Солдат – такой, солдат – сякой, бездельник и буян, – бесстрастно проговорил Хари, – но он храбрец, когда в строю зальется барабан[2].

Дверь с шипением распахнулась, открыв взгляду небольшой – человек на трех-четырех – шлюз. В дальней его стене стальная дверь затворялась не киберзамком, а здоровым стальным засовом.

– Добро пожаловать в Кунсткамеру, Председатель Майклсон.

Хари скривился. Этот момент он ненавидел. Пограничные эффекты его просто убивали.

Глубоко вздохнув, он перекатил коляску через порог. Стоило дверям затвориться за его спиной, как ноги принялись выделывать коленца, как у гальванизированной лягушки. С рычанием Хари потянулся к засову, разворачивая кресло. Бедра свело такой судорогой, словно кто-то проткнул мышцу колом из сухого льда.

Переход через границу между земной физикой и Надземно-нормальным полем всегда превращался для Хари в гонку между руками и задницей. Внутреннюю дверь следовало распахнуть прежде, чем он потеряет контроль за сфинктерами. На границе, где физические законы Земли и Надземного мира как бы смешивались, шунт сходил с ума, но, стоило углубиться в Надземно-нормальное поле, он просто сдыхал.

Хари показалось, что прошел по меньшей мере час, прежде чем он сумел поднять задвижку и распахнуть дверь. Ноги тут же отнялись. Он пару раз шлепнул по бедрам, чтобы убедиться, что судорога прошла, но мышцы только вяло вздрагивали под ударами.

Просто мясо.

«Все равно что пристегнуть к жопе пару дохлых собак, – подумал он. – Только жрать их нельзя».

Он с усилием покатил себя по коридору, направляясь на галерею вокруг Зала славы. Стоило ему выбраться на балкон, как экспозиция вспыхнула огнями. Посреди зала на едва заметных канатах парила драконица.

Тридцать пять метров змеящейся мощи – титанические крылья простирались полупрозрачным шатром, накрывая весь зал, – покрытой алмазно искрящейся чешуей. Длинная шея рептилии изгибалась перед броском, в распахнутой пасти поблескивали кривые зубы длиной с руку Хари, и из глотки твари извергался поток солнечного пламени, алого, оранжевого, золотого и в самой сердцевине – ослепительно-белого. А в центре этого невообразимого костра на небольшой круглой платформе стояла на коленях фигура в сверкающей броне, сложив руки на эфесе двуручного меча. Драконий пламень растопил камень вокруг рыцаря, но не мог пробиться сквозь искристый синий щит.