Клио и Огюст. Очерки исторической социологии

Откуда берется эта коллективная мысль? Она конструируется элитой. Поэтому, собственно, это направление и названо конструктивизмом. Пик процесса конструирования приходится на XIX в. До этого времени национальностей в современном смысле слова не было. В ходу были другие идентичности. Скажем, в дореволюционной России на первом месте был религиозный фактор. Вероисповедание отмечалось в документах, удостоверяющих личность, и во многом заменяло современную национальность. Становясь православным и принимая имя фамилию и отчество «русского» формата, человек становился русским. Вполне типичную выписку из метрической книги прихода с. Романово за 1908 г. Вятской губернии опубликовала в своем интернет-блоге Екатерина Чекмарёва, специалист по генеалогии: 1 января 1908 г. 17-летний крестьянин Елабужского уезда Ильинской волости деревни Мордвы Тухватулла Нигматуллин 1891 г. р. стал Василием Андреевичем Меркушевым. Вполне вероятно, что потомки Тухватуллы, ставшего Василием Андреевичем, считают себя вполне русскими людьми, не подозревая, что первым «русским» в их роду был прадед.

Проведенные в последнее время генетические исследования показали, что народы отнюдь не гомогенны в генетическом смысле. И хотя в рамках народа действительно можно вычленить преобладающие генные группы, главный примордиалистский принцип явно не соблюдается. Представители одного генеалогического древа на отрезке тысячи лет вполне могут оказаться раскиданными по разным народам. И vice versa в одном народе могут быть объединены совершенно разные группы родственников.

С проблемой этноса тесно связана проблема языка. Насколько должны отдалиться друг от друга диалекты, чтобы мы начали их считать отдельными языками? На первый взгляд, главный критерий – понятность. Если мы понимаем, что говорит человек, значит – язык один. Если не понимаем – языки разные. Но этот критерий, на первый взгляд простой и понятный, часто не срабатывает. Речь даже не идет о тех случаях, когда люди, говорящие на одном языке, могут не понимать друг друга. Дело в том, что есть языки отдельные, но взаимно понятные: например, татарский и башкирский или норвежский и шведский.

По мнению видного этнолога академика В. А. Тишкова, граница между языками лежит не в лингвистической, а в политической плоскости:

Письменные языки следует отличать от разговорных языков. В мире существует немного хорошо развитых письменных языков, чуть более 100. В XIX–XX вв. письменность была создана в значительной мере благодаря усилиям христианских миссионеров, а в СССР – в рамках государственной политики – для десятков ранее бесписьменных языков, но объем литературы, издаваемой на этих языках, очень невелик (в основном религиозные тексты, буквари и учебники для начальной школы, иногда отдельные произведения художественной литературы и фольклора).

Почти каждый язык имеет варианты, обусловленные социальными и географическими факторами. Так, например, существует много вариантов разговорного арабского языка. Следует ли рассматривать их как отдельные языки или как диалекты одного языка? Определение диалекта как географического варианта языка содержит в себе некоторое приниженное значение. Разделение между языком и диалектом представляет серьезную методологическую проблему. Чаще всего это связано с политическими и историческими факторами, а также с выбором в пользу того или иного варианта, который делают интеллектуальные элиты. Понимание условности данного деления очень важно, ибо определение того или иного разговорного языка как диалекта в конечном итоге зависит от властных диспозиций, которые хорошо отражаются в афоризме: диалект – это тот же язык, но только без армии.

Строго с лингвистической точки зрения, диалект – это такой же язык, ибо представляет собой определенную коммуникативную систему. Тогда как границы между хорошо развитыми письменными (литературными) языками обычно вполне дискретны, между диалектами всегда существуют обширные переходные зоны. Внешние обозреватели склонны воспринимать те или иные языковые ситуации в более упрощенном виде, обыденно полагая, что, например, китайцы разговаривают на китайском языке. Только вдруг неожиданно обнаруживается, что дочь китайского лидера Дэн Сяопина переводила для него и его собственные речи с одного языка (сычуанского диалекта) на другой язык (пекинский диалект), которые между собой разнятся больше, чем русский и украинский языки. Кстати, Г. Х. Попов рассказал мне, как в бытность студентом МГУ слушал выступление Мао Цзэдуна перед студентами и обратил внимание, что китайские студенты расположились в зале по региональным группам и слушали речь с переводчиками[163].

Приложения

Представления о социальной стратификации в Древней Руси XI–XIII вв.