Клитемнестра

Клитемнестру разбирает смех. Цари и герои нынче мрут, как мухи, но царицы, как много лет назад предсказывала ее бабка, переживут их всех.

В мегарон заглядывает заря. Свет еще робок, как первые солнечные лучи на воде летним утром. Фрески безмятежно покоятся, запечатленные в вечности. Она обходит трон. Когда-то она задавалась вопросом: «Что значит быть царицей?» Теперь она знает. Быть царицей значит осмелиться сделать то, что не могут другие.

Она на многое осмелилась и за всё заплатила сполна. Ее называли гордячкой, дикаркой, женщиной себе на уме, опьяненной тщеславием. Как ее только не называли, но всё это не имеет значения. «Такова воля богов, – сказала однажды жрица. – Одни будут вас презирать, другие ненавидеть, и вы понесете наказание. Но в конце концов вы будете свободны». Она не знает, случилось ли это благодаря вмешательству богов или нет, но пророчество сбылось. Бóльшую часть своей жизни она носила на себе жажду отмщения, точно вторую кожу. Пришло время ее сбросить. Но кем она будет без своей ярости, без своей боли? Какова окажется на вкус эта свобода?

Человеческие жизни состоят из боли. Но благодаря редким моментам счастья, точно молнии рассекающим мрачные небеса, эти жизни стоят того, чтобы их жить.

Перед ней возникает картина: молодая спартанка стоит на террасе в ожидании чужеземного царя и размышляет о своем будущем. Когда я спросил о тебе у твоей сестры, она сказала, что ты всегда знаешь, чего хочешь.

Чего же она хочет?

У нее была своя война, и она ее выиграла. Теперь она может править.

Приходит Эгисф. Он молчалив, как воздух, но она научилась чувствовать его по-другому. В комнате всегда становится холоднее, когда он появляется, словно его мысли дрейфуют вокруг него, нагоняя темные волны.

– Лавагеты патрулируют улицы, – сообщает он. – Народ принял вести с радостью.

– Старейшины рассказали, как был убит царь? – спрашивает она.

– Нет.

Хорошо.

В розовом свете черты его лица кажутся размытыми. Он остриг волосы, шрамы на его лице постепенно начинают светлеть. Волка наконец приручили.

Он тянется к ней, их руки соприкасаются.

– На мгновение мне показалось, что ты предашь меня, – говорит он. – Но ты не стала.

– Ты разве не знал, что я никогда не предаю тех, кто мне верен?

Лед в его глазах трескается, за ним проглядывают первые зеленые почки, вестники весны.

– В детстве, – говорит Эгисф, – я боялся всего. Псов Атрея, игр Агамемнона, обезображенных тел, разгневанных рабов. Куда бы я ни глянул, меня всегда охватывал страх. Я научился преодолевать эти страхи, потому что если бы я не смог этого сделать, то не выжил бы. Но что-то осталось во мне, чувство, что у меня нет надежной опоры, что я просто плыву по волнам жизни, пытаясь не утонуть.

Она слушает, хоть это чувство ей и не знакомо. Каждый шаг, который она делала с самого детства, вел в определенном направлении. И оно привело ее сюда.

– Но теперь я знаю, что мое место рядом с тобой.

Она закрывает глаза и упивается ощущением, которое дарит прикосновение его руки. Он этого не знает, но он тоже дал ей шанс – именно он. Он сказал ей: посмотри, я тоже сломлен, как и ты, но я жив.

Она вспоминает белые цветы, растущие на склонах Апофет. Она столько лет гадала, как им удается выжить во мраке среди всех этих мертвых тел.

Но может быть, сломленные люди живут точно так же? Они находят кого-то, похожего на себя, заполняют с его помощью пустóты в своем сердце – и вместе вырастают во что-то новое?

За окном золотится свет, озаряя их, точно они – боги.

Придет время, когда люди сложат песни о ней, о тех, кого она любила, и о тех, кого ненавидела.

Они споют о ее матери, царице, соблазненной богом,

о ее братьях, задирах и укротителях лошадей,

о ее сестре, тщеславной женщине, что не смогла удержаться в мужниной постели,

об Агамемноне, гордом микенском льве,

о мудром, многоумном Одиссее,

о коварном, проклятом богами Эгисфе,

и о Клитемнестре, жестокой царице и неверной жене.

Но всё это неважно. Она была там. Она знает, что песни не рассказывают правды.

Авлос – духовой музыкальный инструмент с двойным язычком. Согласно мифу, пастух Марсий нашел авлос, выброшенный Афиной, и вызвал на состязание самого Аполлона. Одержав победу, бог привязал пастуха к дереву и содрал с него кожу.

Апофеты – ущелье в горе Тайгет, куда спартанцы сбрасывали преступников и больных младенцев. Эта теория принадлежит Плутарху, но, согласно результатам археологических раскопок, тела сброшенных со скалы принадлежали узникам и предателям, но не детям.

Аристос ахейон – «лучший из данайцев», в Илиаде этот титул принадлежал Ахиллу.

Атриды – патроним Агамемнона и Менелая, буквально означает «сыны Атрея».

Барбарос – термин, которым древние греки называли все остальные народы. В буквальном смысле «чужеземцы», «варвары», «нецивилизованные племена».

Борей – бог северного ветра с пурпурными крыльями.