Ключ

Гарт мысленно вернулся к минувшему дню. Мисс Браун за фортепиано, спиной к ним, грохочущий Бетховен, рассказ тети Софи о том, что Элайза Пинкотт, которая вышла за молодого Брейбери из Ледстоу, родила тройню. «Очень, очень затруднительно, но она ходит гордая как павлин. Впрочем, Пинкотты все такие – что бы ни случилось, это как будто так и надо, они как будто другого и не ждали, не считая того, что старый Эзра заявился на крестины пьяный, и, конечно, они не обрадовались. Элайза прислала мне карточку – она позади тебя, дорогой, в левом верхнем ящике бюро…» Да, снимок действительно лежал в ящике, но Гарт присягнул бы в любом суде, в любое время, что ключа там не было. Допустим, это случилось вечером в четверг. А мистера Харша нашли мертвым во вторник. Тетя Софи, наверное, убрала ключ в другое место. Мисс Браун сказала, что положила его обратно в ящик, после того как с одиннадцати до двенадцати утра во вторник играла на органе.

Гарт продолжал лихорадочно размышлять.

Глава 9

Сидя по другую сторону узкого прохода, Дженис Мид тоже размышляла, сложив руки на коленях и слегка нагнув голову. Стулья в ряду стояли так близко, что, не будь она такой стройной, с одной стороны ее бы касался грузный локоть мисс Мэдок, а с другой – костлявое плечо мистера Мэдока. Она сидела между ними, по-прежнему спокойная и отстраненная. После дачи показаний Дженис погрузилась в собственные мысли. Туда мало кто проникал. Дженис подпускала к себе только тех, кого по-настоящему любила. В их числе был ее отец. Не тот усталый слабый человек, за которым Дженис так преданно ухаживала, но отец времен ее детства, несокрушимо сильный и всезнающий. Он все мог, все знал. Когда Дженис вспоминала его таким, жизнь казалась не столь тоскливой. Она плохо помнила мать – прекрасная тень, скорее ощутимая, чем видимая, не старше изображения на миниатюре, которую написали, когда ей было двадцать. Несколько месяцев назад Дженис впустила в свой мирок и мистера Харша. Он пришел и ушел. Прежде мистер Харш грустил – но не теперь.

Был в мире Дженис и еще один человек – Гарт Олбени. Девушка еще не смотрела на него, не считая единственного взгляда при входе в зал. Разумеется, она знала, что он живет у мисс Софи. Томми Пинкотт принес новости вместе с молоком в восемь утра. Пока молочник и булочник не перестанут рассылать товар, новости будут распространяться по деревне. Дженис не видела Гарта уже давно – три года. Всякий раз, когда он приезжал с визитом, ее не оказывалось в деревне. Между девятнадцатью и двадцатью двумя годами зияла пропасть. В девятнадцать она еще не избавилась от детских манер. А как Дженис обожала Гарта в детстве! Любви в ней хватило бы на десяток братьев и сестер, но Дженис была одна в семье, поэтому все досталось Гарту. Поклонение и глупые романтические грезы непременно находят объект применения, когда девочка становится подростком. А теперь, разумеется, она изменилась. Ей исполнилось двадцать два, она повзрослела. Дженис считала, что старые романтические мечты не презирают, но держат в отведенном месте. Им нечего делать в практичной повседневной жизни, когда ты поднимаешь глаза и смотришь на Гарта Олбени, сидящего рядом с мисс Софи.

Сердце у девушки сжалось, потому что теперь он смотрел на нее. Взгляды встретились, и что-то случилось. Дженис не знала, что именно, потому что на мгновение перестала мыслить – могла лишь чувствовать.

Впоследствии она прекрасно поняла, что произошло. От Гарта невозможно было отказаться, как от прочей детской чепухи, или запереть его в секретное место, где обитали мечты. Он, во плоти, находился здесь – не чья-либо мечта, а настоящий Гарт. И если у нее хватило глупости влюбиться, то предстояло вкусить в полной мере от собственной неосмотрительности. У Дженис появилось мучительное предчувствие – сколько боли способен причинить ей Гарт? И некого винить, кроме себя самой.

В это мгновение Гарт улыбнулся девушке взглядом. Она принялась разглядывать руки, пока коронер подводил итог.

Прошло некоторое время, прежде чем она смогла прислушаться. Слова наплывали и уплывали. «Услуги, оказанные науке… постыдная травля… жестокие утраты…» Дженис покинула мир собственных мыслей, чтобы вникнуть в то, что говорил коронер.

– Мистер Харш только что закончил труд, которому много лет посвящал все время и силы. Есть некоторые свидетельства, указывающие на то, что мистер Харш испытывал вполне естественные в подобном случае чувства. В последний вечер жизни он сказал мисс Мид, что вывел в мир ребенка и теперь вынужден передать его другим. Конечно, он имел в виду свою работу, которая достигла той стадии, когда нужно было выпустить ее из рук ради принесения пользы другим. Также он рассказал о дочери, погибшей при трагических обстоятельствах. Мистер Харш, когда отправился на прогулку после ужина, обмолвился, что намерен разогнать тучи. Я не музыкант, но предполагаю, что музыка при определенных обстоятельствах оказывает смягчающий и утешающий эффект, но также и имеет свойство усиливать эмоции.