Через несколько минут Ллерий сидел на своем троне. Пальцы его перетягивал туго насквозь мокрый носовой платок, глаза неотрывно следили, как шагает точно в центр залы, под огромную чугунную люстру, горящую сотней свечей, разжалованный, лишенный оружия, чести и звания капитан. Церемониальные алебарды чуть подталкивали его в спину. Как, спотыкаясь на затекших ногах, растирая запястья, плетется следом белгрский монах, конвоируемый еще парой гвардейцев. И как помощники палача тянут в центр залы тяжёлую дубовую плаху, а тот на ходу снимает чехол с топора, обнажая остро заточенное лезвие.
«Рубить голову простолюдину», — думает Ллерий, глядя брезгливо на грязные спутанные волосы капитана, на его разбитую скулу и рассеченную бровь, на повязку, перетягивающую его грудь. Тот дрался нынче ночью на улицах. «Как было бы славно вздернуть предателя» — мысли бегут своим чередом, но он знает наверняка, что не сможет спать спокойно, пока жив этот человек с опустошенным взглядом темно-карих глаз.
Глава 29
Ллерий и этот белгрский князь, Николай, были похожи как близнецы братья. Одно лицо, которое Никита, увидев однажды, запомнил на всю свою жизнь. К сожалению, они с Аланом стояли слишком далеко, чтобы что-то можно было расслышать.
Предложение Никиты сперва поразило Алана до потери речи. И даже когда Никите с огромным трудом удалось уговорить его, он продолжал возмущенно фыркать. Вот и сейчас — стоял у высоких двустворчатых дверей в тронную залу, недовольно бурча проклятия.
Но ведь последний солдат замка знал, что Марк действительно собирался представить Никиту королю, и именно Алан натаскивал его на плацу драться, ну или хотя бы двигаться так, чтобы не опозориться пред королевскими очами. Им ничего не стоило попасть в караул. А Никита, благодаря своему везению, интуиции и невероятному стечению обстоятельств вообще теперь пользовался у капралов особым расположением, как человек, предупредивший всех об атаке на столицу. Похоже, его и вправду считали теперь кем-то вроде тайного агента, приграничного шпиона, удачно прикинувшегося грабителем.
На первый взгляд беседа высокородных особ проходила вполне себе мирно. Круглая тронная зала, просторная и устремленная на много этажей вверх, смыкалась над головой куполом. Ниже ярко, сотней свеч, горела большая черная люстра. Множество светильников — больше, чем Никита видел до сих пор во всех замковых коридорах, лепилось по стенам. И всё-таки это было весьма мрачное место. Иссиня-черный камень, казалось, поглощал свет, и лишь ярко-красные искорки посверкивали из самой его глубины. Никите всё не давал покоя этот пол, и стены... Он уже видел подобное. И не раз. Он жалел, что не может снять перчатки и коснуться стены пальцем. Тогда он смог бы сказать точно, была ли Цитадель построена из того же материала.
Ллерий нервничал, как и всегда. Ерзал на троне. Никита сообразил уже, что это было его естественное состояние. Когда король вскочил вдруг, Никита ничуть не удивился. Трудно набраться королевских манер, если ближайший твой друг и советчик — простолюдин, да к тому же ещё и пьяница. Стало любопытно, как именно проводил Ллерий долгие годы своего изгнания. Чудились отчего-то увеселительные заведения сомнительного толка, хотя глухая провинция наверняка не знала ничего подобного. Скорее это были унылые ненастные вечера, полные дешевого вина и заунывной болтовни некрасивых, но богатых девиц из приличных семей. Не удивительно, что король к своим тридцати с лишним годам, не только не женился, но даже не обзавелся подружкой.
Никита так задумался, что упустил тот момент, когда князь Николай упал.
Алан распахнул вдруг дверь, крича «Лекаря! Лекаря!», а вся тронная зала замерла, изумлённо глядя, как упавший князь захлёбывается хлещущей из носа кровью. Кашляет, сотрясаясь всем телом.
Надо отдать ему должное, Изот первым бросился к принцу. Приподнял его за плечи, заглядывая в глаза, а потом почему-то — вместо того, чтобы запрокинуть голову и тем остановить кровь — принялся бить по щекам. Как ни странно, это помогло. Марк шагнул вперед, склонился, касаясь пальцами лба принца, тронул Изота за плечо, глазами указывая на подбегающего уже лекаря. Изот бережно опустил князя на пол. Стянул собственный камзол, подложил тому под голову. Никита усмехнулся. Король сбил спесь со своего поверенного. И помрачнел, вспомнив, что скоро сам предстанет пред его светлые водянистые очи.
Когда Николая понесли мимо, Никита усомнился в том, что причиной припадка стали слабые сосуды, как решил было поначалу. Николай был бледен и закатывал глаза. Шептал что-то вроде «мой сын, мой сын». Его всего трясло. Никита искренне понадеялся, что местные болезни не слишком заразны, а его иммунитет — достаточно крепок.