Ключ

Нырнув в избушку, он вернулся с дымящимся кульком и положил на парапет. Развернув упаковку с сосиской, начал раздирать ее пальцами, рискуя обжечь руки, и начал дуть на них, пока от мяса не перестал идти пар.

– Что ты делаешь?

– Не хочу, чтобы пес обжег себе пасть, – искренне удивившись непониманию Эллен, ответил он.

Как только Дуги положил упаковку на землю, собака с удовольствием начала есть.

– Это лучшее вложение трех пенсов за всю мою жизнь, – объявил Дуги, обнимая Эллен за плечи.

Она склонила к нему голову.

– Ты такой добрый, Дуглас Лионс.

– Можешь даже не сомневаться! – сказал он, целуя ее волосы.

24

Следующая разборка произошла в комнате отдыха. Стулья в ней не были закреплены за пациентами, но у каждого был свой, любимый, и горе тому, кто отваживался на него сесть.

– Белинда, извини, но ты сидишь на моем стуле, – вежливо обратилась к ней Эми и даже мило улыбнулась.

Белинда не удостоила ее и взглядом.

– Отвали, корова наглая.

Никто не смог бы упрекнуть Эми в том, что она не пыталась проявить вежливость. Когда это не сработало, она почти обрадовалась, что Белинда среагировала именно так, тем самым развязывая ей руки. Она накинулась на нее из-за спины, одной рукой захватив за шею, а второй – за волосы. Одним быстрым движением она подняла ее со стула и бросила на пол.

Белинда ударилась о стол, с которого полетели на пол фарфоровые чашки, а остатки чая мигом впитались в ковер. Словно бешеный пес, она сидела на полу и рычала, а потом встала и бросилась на Эми. В этот самый момент в дверях возникла сестра Аткинс.

– Господи помилуй! Да у вас тут Дикий Запад какой-то, я, пожалуй, закажу распашные двери, чтобы все было, как в салуне. – Она оттащила Белинду от Эми и ударила ее по затылку. – Я не хочу знать, кто что сделал и кто первый начал. Вы обе хороши! – повернулась к Эми и дала затрещину и ей. – Чтобы ты не думала, что у меня есть любимчики. А теперь быстро все это убрали, – показала она на разбитую посуду.

Белинда и Эми сели на корточки и стали тихо собирать осколки фарфора и складывать на поднос. Сидящие рядом Перл и Куини завороженно смотрели на них.

– Прости, – сказала Белинда.

Эми, все еще стоя на коленях, выпрямилась и поставила руки на пояс.

– Что ты сказала?

– Ты слышала. Больше повторять не буду.

– Ты тоже прости, – пошла на попятную Эми. Она встала и прошла в эркер к стулу, за который они только что дрались. Белинда пошла за ней и села на соседний стул.

– Фигово здесь, да?

С этим было трудно поспорить. Эми смотрела на свою обидчицу с плохо скрываемой жалостью. Она понятия не имела, сколько времени здесь Белинда, но этот опыт однозначно ее разрушил.

– Почему ты здесь? – спросила она. Вся ее враждебность вдруг испарилась.

– Папка, – прошептала она. – Меня ему не надо больше.

Эми пронзило сочувствие. Ей было хорошо знакомо чувство покинутости.

– Он выкинул тебя?

Белинда начала грызть ноготь. В ее глазах с нависшими веками отразилась грусть.

– Что-то типа этого. Думаю, я стала слишком стара для него.

– В смысле – слишком стара? Ты не сильно старше меня.

– Мне двадцать три. Но ему ж надо кого помладше! Я здесь с шестнадцати.

Эми не терпелось узнать больше, хотя интуиция подсказывала, что лучше встать и уйти.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, надеясь от всей души, что Белинда снова встанет в защитную стойку и скажет не лезть не в свое дело.

– Он приходил ко мне в кровать почти каждую ночь. Я лежала и ждала, когда он вернется из паба. И когда слышала, как он идет по лестнице, сердце чуть из груди не выскакивало. Это означало, что мне не придется ночевать одной, понимаешь? Я ненавидела, просто ненавидела спать одна. Я не люблю темноту, да. А иногда его целыми днями не было дома, и мне приходилось самой о себе заботиться. Еды не было никогда. Однажды мне пришлось есть плесневелый хлеб, который валялся на соседской лужайке. Даже птицы питались лучше, чем я.

Эми судорожно сглотнула, ужаснувшись истории Белинды, но остановиться была не в силах.

– И это все, вы просто спали вместе?

Белинда словно не слышала вопроса.

– Мне всегда было холодно в кровати. А он никогда не разрешал мне носить ночнушку, говорил, что она мешает. И когда он потом обнимал меня, мне было тепло и приятно. – Она запрокинула голову в потолок. – У него были грубые руки. Он каменщик, но со мной никогда не был грубым, всегда гладил нежно. Он так сильно меня любил!

– Мне кажется, ты путаешь любовь с чем-то другим, – тихо сказала Эми.

– В смысле? – огрызнулась Белинда, всегда готовая выпустить когти. – Что ты про него знаешь! Он никогда не делал мне больно. Вот отец моей подруги избивал ее до синяков. Однажды так приложил ее головой об стену, что штукатурка отвалилась. А в другой раз так разозлился, что раскалил кочергу докрасна и прижал к ее голой спине. Мой отец ничего такого не делал, так что не смей…

– Ладно, успокойся, – чуть отступила Эми, но, дождавшись, когда дыхание Белинды пришло в норму, продолжила расспросы: – Тогда расскажи, почему ты здесь.