Ключ-город

— Ты не бойся, — по-своему понял Уварыч его замешательство, — тебя мы в поддержку поставим, может, с пулеметом ручным. А на захват пойдет со мной Степан, он в тех краях бывал… Понимаешь, Володька, если бы меня сделали каким ни на есть начальником, я бы посылал в разведку только друзей, чтобы один за другого жизнь отдать не пожалел. То ж рыск, такое дело случается…

Иринушкин не знал, привирает приятель или правду говорит, будто вызвал его сам комдив, недавно произведенный в генералы, и сказал Уварычу: «На тебя смотрит вся дивизия. Нужно добыть «языка». Сможешь?» А разведчик ответил: «Будет «язык», товарищ генерал. Если я сказал будет, значит, будет. Не сомневайтесь, товарищ генерал».

Навряд ли такой разговор мог состояться. Но важно, что Куклину велено «приволочь живого фашиста» и что для этой операции ему поручено самому подобрать помощников.

Состав разведки, действительно, утверждался в дивизии поименно.

Уварыч некоторое время спустя начал учить друзей трудному искусству разведки: как становиться незаметным, неслышно ходить, наносить внезапный удар. Учил и объяснял все по-своему.

Он, например, сунул Иринушкину в карманы по колокольцу — такие подвешивают коровам на шею, чтобы не заблудились, и приказал:

— Ползи!

Володя припал к земле. Передвигался, не отрываясь от нее. Но как только звякнет колоколец, Куклин заставлял повторить все снова:

— Отрабатывай, отрабатывай.

Иринушкин учился терпеливо. Но порывистый, горячий Левченко огрызался:

— Тю! Да ведь мы не в посудную лавку пойдем.

— Не понимаешь ты, Степа, — укорял его разведчик. — У нас как бывает? Малая ли ошибка, большая ли, а расплата одна — жизнь…

Сам он подбирал и снаряжение, и оружие. Пробовал веревки, ножи, проверял рубашки на гранатах. К гранатам, так же как к любому огнестрельному оружию, Уварыч относился неодобрительно:

— Неподходяще оно в нашем деле. Как пустил его в ход, разведка кончена. Тогда, понятно, отбивайся… Надо, — чтоб все тихо, ладно. Стрельба да «ура» — не про нас. Это я вам — всурьез. Мы работаем — молчим, и помираем — молчим…

Операция готовилась основательно. Возглавлял ее офицер из разведбатальона. Разведчики составляли две группы. Первая, поменьше, — легкая, подвижная, для захвата. Вторая, побольше, — с оружием, достаточным, чтобы прикрыть отход.

Уварыча и Степана назначили в первую группу Иринушкина — во вторую.

Бывалые разведчики ждали приказа спокойно. Они отдыхали, отсыпались. Володя все спрашивал:

— Скоро ли?

Ему отвечали без насмешки, дружелюбно; каждый когда-то так же волновался перед первой вылазкой.

— Не спеши, еще отведаешь этого сахара.

__________

Вышли глубокой недреманной ночью. С острова скользнули на лед и пропали в начинающейся пурге.

Иринушкину показалось, что направление взято в сторону от Шлиссельбурга, ближе к середине озера.

Разведчики в белых маскхалатах двигались на расстоянии один от другого, опасаясь продавить не вполне окрепший лед.

На Ладоге, у зимнего покрова, так же, как у воды — свой нрав, недобрый, коварный. Льдом затягивает медленно, с промоинами, а там, где течение побыстрей, лед только кажется прочным, он на этом месте хрупкий.

Когда Володя вдруг переставал видеть ближайшего к нему солдата, он сильно тревожился — не потеряться бы.

Только сейчас Иринушкин понял все значение слов Куклина о безмолвии в разведке. Даже заблудившись, нельзя было окликать товарищей. Команды передавались сигналом, жестом, шепотом.

Через несколько минут Володя уже не мог различить, где крепость и где Шлиссельбург. Снег с сухим шорохом несся над озером, колол лицо, забивался за ворот. Мерзли руки.

Иринушкину казалось, что прошло очень много времени.

По цепочке передали строгий запрет: не подниматься на ноги. Ползти. Ползти.

Значит — близко.

В небо взлетела ракета, другая. Разведчики удвоили осторожность. Володя удивился, почему раньше не видел ракет. Наверно, оттого, что внимание было слишком сосредоточенным. Он не оглядывался.

Теперь разведчики повернули прямиком на этот бледный, то возникающий, то меркнущий свет.

Иринушкин увидел берег, какие-то раскиданные бревна, торчащую трубу. И опять все исчезло до взлета следующей ракеты.

Разведчики приникали ко льду, заботливо подминая ручки гранат, стволы автоматов — все, что могло блеснуть. Свет угасал, снова ползли.

Ночь уже не казалась такой непроглядной. Думалось: хоть бы ты потемней была, ноченька, добрая мать разведчиков.

Залегли надолго. Ноги ломило от холода и неподвижности. Только один пополз вперед. Когда он вернулся, все двинулись в ход, прокусанный в проволоке.

Нечаянно Володя задел халатом о колючку. Проволока зазвенела. Сосед схватил его руку, больно сжал ее, вдавил в снег.

Разведчики перестали дышать.

Звон только показался таким сильным настороженному слуху. Можно было двигаться дальше.

Володя чувствовал: под руками не лед, земля, она теплей. И у нее совсем другой запах. Нанесло дымок.

Залегли. Автоматы на изготовке. Теперь поползли вперед двое — Куклин и Левченко.

Странное чувство переживал в эти минуты Иринушкин. Не верилось, что полоска земли, которую он видел чаще всего через прицел, — вот она.