Ключ к сердцу Майи

«Abyssus abyssum invocate». Бездна взывает к бездне.

На следующей странице, прямо в середине, – «Книга брошенных камней». Иван Кукош. И дальше, на следующей пустой странице, – «Посвящается моему отцу». Я перелистнула снова.

Пролог.

Только потом заметила, как закрылись двери лифта, в который забыла войти. Я нажала кнопку, но поздно – лифт уже уехал, а я так и осталась стоять перед створками. «Abyssus abyssum invocate». Книга начиналась словами:

«Если ты невиновен, это еще не значит, что ты – хороший человек. Эти вещи живут независимо друг от друга, не помогают и не мешают друг другу, просто не смешиваются. Они – как холодное с красным, соединяются, только когда кровь капает на снег. Я аккуратно перезарядил «беретту» и только потом надел куртку, застегнув молнию до самого подбородка. Похолодало-то как…»

Лифт снова шумно закрылся. Я вздрогнула от очередной неожиданности, затем плюнула и пошла пешком. В конце концов, всего на два этажа вверх. Приду и дочитаю.

Не вышло. На подоконнике перед лифтами, в холле моего этажа, сидел Герман. Он ждал меня.

Глава 7. Или что там у нас?

Мы с Германом были знакомы много лет, но вот парадокс – не знали друг друга совершенно. Герман Капелин был в свое время учеником моего отца, ученого-физика. Сначала он был его студентом, потом аспирантом – из самых любимых. Тех, с которыми отец занимался дополнительно, с которыми под возмущенное бормотание мамы засиживался допоздна в нашей кухне, с которыми шумно здоровался в прихожей, о которых потом много говорил. Из тех, в которых влюблялись его дочери-подростки: несильно, без сумасбродства, тихонечко, про себя мечтая о всяких невообразимых глупостях – пирогах, поцелуях и светлом будущем. В такой любви ответные чувства не имеют значения, такую любовь можно испытывать к плакату с кинозвездой на стене. Звезда в данном случае «не голосует». У меня не было плакатов с Германом Капелиным, но у меня была его фотография, сделанная на каком-то семинаре, – он стоял сбоку, рядом с большой группой ученых мужей в одинаковых серых костюмах, и смотрел прямо на меня. То есть в камеру, конечно. Я хранила фотографию в прикроватной тумбочке, а Файке говорила, что это – любимая моя фотография отца. Врала, конечно.

Капелин сидел на подоконнике, как на жердочке, и его бесконечно длинные ноги забавно были согнуты. Кузнечик. Представляю, каково ему было, когда весь этот рост обрушился на него в подростковом возрасте. Неуклюжий, угловатый, он наверняка именно тогда начал немного горбиться, словно пытаясь вернуться в уютные границы социальной нормы, даже если это приведет к сколиозу. Не помогло. Герман Капелин вырос длиннющим и прямым, словно турник.

– Привет, – сказала я, растерявшись, и невольно потянулась к карману, чуть не уронив при этом книгу и ноутбук. Я хотела проверить, что мой телефон при мне. Может быть, он звонил, а я не ответила? Возможно ли такое? Я ждала его звонка две недели. Между нами было что-то, чему я не могла подобрать названия. Оно состояло из теплого, шуршащего подарочной оберткой общего прошлого, из нескольких проведенных вместе дней и из одного-единственного вечера, который продлился почти до утра.

Ничего не было, но в ту ночь было совершенно ясно – все будет. Ночь была до краев заполнена поцелуями и смехом и ощущением, что это не кончится никогда. Наше настоящее должно было начаться сразу после тех поцелуев, но ничего не случилось. Герман не позвонил.

– Привет, – ответил он после долгой паузы, в течение которой разглядывал меня, как какую-то экзотическую птицу. Он всегда на меня смотрел именно так, словно немного удивленный самим фактом моего присутствия перед его изумленным взором. Мое сердце застучало так, словно само наличие Капелина в тамбуре перед лифтами в моем доме было инъекцией адреналина.

– Тебе удобно? – спросила я, вместо того чтобы обрушить на Германа вопрос о том, что он тут делает и какого черта не звонил.

– Мне кажется или у меня на пятой точке теперь отпечаток вашего подоконника? – спросил он со смешком, поднимаясь неловко на затекших ногах.

– Давно сидишь тут?

– Не очень, – покачал головой Герман. – Твой муж сказал, что ты скоро вернешься. Я вообще-то просто хотел кое-что оставить, поэтому и зашел.