Ключ к сердцу Майи

– Мои дети с недавних пор не живут со мной. Вы знали об этом? Может быть, вы таким образом хотели выбить меня из равновесия? Вы специально хотите превратить ваше интервью в аутодафе?

– Интересный выбор слов. – Я встала со своего стула на металлических ножках. – Ваш герой, к примеру, считает аутодафе вполне оправданными. Вот только еретики у него – те, кто идет против справедливости, причем не абы какой, а его личной версии гармонии мира.

Иван с грохотом поставил стакан на кухонный стол и пошевелил губами, словно собираясь плюнуть. Фая щурилась на меня, пытаясь что-то сказать – мысленно. Черт, как так вышло, что я взбесила Ивана Кукоша? С другой стороны, мне почему-то вдруг стало совершенно все равно. Не хочешь быть побит камнями – не укради… Фая вмешалась. Она подошла с фотоаппаратом к нему.

– Вы не могли бы взять стакан и чуть склонить голову, как бы… размышляя… – пробормотала она, и Иван замер, словно сбился с роли, но затем принялся привычно позировать, дав мне несколько секунд передышки. Ему она тоже помогла, под щелканье фотокамеры он явно успокоился и снова стал самим собой. Актеров вспышки фотоаппаратов расслабляют, вселяют веру в будущее.

– Скажите, Иван, как вы сами считаете, награда, которую получила книга, – заслуженная? – спросила я.

– Меня не волнуют награды, – гордо ответил он. – Материальный мир мне неинтересен.

– Я понимаю, – кинула я, оглядев украдкой роскошную кухню с темным гранитом столешницы и стальными змеями дорогих кранов на раковине. – И все же. Заслужила ли книга того внимания… поймите меня правильно, я лично от книги просто в восторге, мне она показалась просто потрясающей. Хоть и довольно мрачной.

– Вы самый необычный журналист, которого я встречал за последние годы. Нет, я не спорю, – неожиданно смягчился он. – Книга удалась. В ней есть своя правда. Сейчас ее ведь днем с огнем не сыщешь. Не книги – правды. Книгу как раз можно купить в любом магазине. А вы знаете, что по ней планируют снимать большой фильм?

Я кивала и думала: а ведь ты, как и я, тоже восторженный ее поклонник, этой тяжелой книги. Она тебе нравится, больше чем нравится, ты настолько в нее влюбился, что украл ее, как невесту из отцовского дома.

– Скажите, ваш убийца, который «право имеет», – он способен на что-то, кроме ненависти? Способен он… любить?

– Любить? – И взгляд его затуманился, словно этим вопросом задела его, словно вызвала какое-то нежелательное, но неотступное воспоминание. – Ну, конечно, он способен любить. Только любовь дает великим идеям настоящую силу, понимаете? Даже ужасным идеям нужна любовь.

Иван смотрел куда-то вдаль, то ли на меня, то ли на Фаю, то ли сквозь нас на свое большое окно. Он держал паузу по-театральному долго, а затем прошептал:

– Для меня тоже все началось с любви. Я чувствовал приближение, знаете, как парад планет. Моря сходят с ума, и ты чувствуешь перемены…

– Интуиция? – влезла я, но Иван посмотрел на меня с неодобрением, словно я была невоспитанным зрителем в театре и забыла отключить телефон. Еще немного – и меня выведут из зала.

– Информация осязаема, мысль осязаема, идея материальна. Все, что случается, на самом деле уже случилось. Информация безгранична, а пространство всегда неизменно, время – константа, – Кукош говорил как проповедник, и руки были подняты в воздух. Я не могла стряхнуть с себя ощущения, что он читает роль из какой-то другой пьесы, но молчала. Время – это константа, ага. Фая сейчас выпрыгнет из окна.

– Кхе-кхе-кхе. – Фая закашлялась так, словно подавилась сразу целым ежиком, и теперь кашляла как сумасшедшая. – Кхе-кхе.

Да, фраза про время – константа не могла оставить ее в стороне. Все ее образование, весь физтех в ее лице был готов в этот момент бросить дуэльную перчатку в лицо Ивана Кукоша, но он, хвала небесам, ничего не заметил. Он ушел в роль, поднял руку еще выше и драматично заломил голову. Если у меня еще оставались сомнения, теперь я была совершенно убеждена, что он ничего не писал.

– Я создал эту книгу из любви. Да, из любви и сострадания к боли человеческой. Нет, не так. Из любви к Женщине – именно с большой буквы. Любовь всегда была моей ахиллесовой пятой. Вы ведь знаете, я был женат дважды, и оба раза на актрисах, – сказал он.

Я не знала, на ком именно он был женат, но кивнула.

– Что же случилось?

– Что случилось? – грустно добавил он. – Меня предали. Мир сошел с ума, и все крутится вокруг денег. Я не такой, не подхожу этому миру, что поделать. Женщины пользуются мною, они, возможно, чувствуют мою беззащитность перед их чарами. Да, меня предавали не раз. С моей женой – теперь уже бывшей – мы жили плохо, в ней не было того подлинного огня, что необходим женщине – хранительнице очага.

– Поясните, пожалуйста, – вмешалась я, пока разговор не превратился в нагромождение бессмысленных слов. Иван Кукош строил стену из околесицы быстро и умело, и я не сомневалась, что делал он это сознательно.