Ключ от этой двери (СИ)

– Конда, объясни ей. Я пойду поговорю с Чериллом.

– В этом и суть, – сказал Конда, провожая её глазами. – Нам нужно найти род, который не останется в обиде на такое. Девушка должна быть... Как бы так сказать. С тем, что общество посчитало изъяном. Вдова, либо увечная, либо...

Аяна сидела, спрятав лицо в ладони, и чуть не плакала. Эти слова были слишком жестокими.

– Конда, пожалуйста, не надо... Не надо! 

– Айи, иди ко мне, – сказал он, крепко прижимая её к себе и целуя в висок. – Всё не так ужасно. Ты же знаешь, иногда бывает такое, что дети рождаются не совсем здоровыми. Каково жить хромой девчушке, зная, что она никогда не выйдет замуж и будет обузой для отца, и каково отцу понимать, что то, что он потратил, грубо говоря, на прокорм дочери, никогда не окупится? А содержать юную кирью очень, очень дорого, взять одни платья и туфли. Кир не может экономить на дочери, даже если у неё красное пятно на половину лица, как у одного из мальчишек наших соседей на Венеалме, которое отпугивает тех, кто видит только внешнее. Или хромота, или глаз косит, понимаешь? Выкуп за неё не может быть маленьким, так как род обязывает. И кирио предпочтут за те же деньги...

– Понимаю, – хмуро буркнула Аяна. – То, что ты сейчас говоришь, доводит меня до бешенства, Конда.

– Я вижу. Твоё лицо пылает. Но не я это придумал.

– Я поняла!

– Мы, можно сказать, сделаем доброе дело. Мы платим выкуп за девушку, тем самым покрывая часть расходов отца на неё, и почти сразу же – выкуп за развод. Её повторный брачный выкуп, как у разведённой или вдовы, понятным и совершенно законным образом снижается, так что она может найти себе мужа из тех, кто раньше не мог себе этого позволить. У неё немного... расширяется выбор. Возможно, она найдёт после этого кого-то из не менее знатного, но обедневшего рода, и тем самым ещё больше обрадует семью. Но это уже их дело. Всё будет по взаимной договорённости, и девушка не должна остаться в обиде. Мы её вообще не увидим, скорее всего.

– Как это? – изумилась Аяна. – В каком смысле не увидим?

– Вот так просто, – улыбнулся Конда. – Весь этот брак будет заочным с начала и до конца. Мы просто временно объединимся с другими и купим поручительство второго рода таким образом. Дело за малым – осталось найти род, которому нужны деньги ценой небольшого удара по репутации, потому что муж-контрабандист-каторжник, ненадолго вошедший в ряды семьи, способен, если так можно выразиться, слегка поколебать чашу весов общественного мнения... которую мы, впрочем, быстро уравновесим золотом.

Он на несколько мгновений замер, с очень сосредоточенным лицом глядя мимо вещей и постукивая пальцем по ступеньке, потом повернулся к Аяне и в одно движение отклеил с её лица сетку с бородой.

– У тебя такое мятущееся лицо, Айи, сокровище моё, – сказал он, отрываясь от её губ. – Верь мне. Пока ты рядом со мной и веришь мне, не будет ничего невозможного. Как тебе туфли? Удобные?

Аяна устало опустила голову, прислоняясь к его плечу.

– Конда, я верю тебе. Я не хочу загнать Верделла в ту западню, в которую загнали тебя. Как ты нашёл мастера, который сделал туфли?

– Очень просто. В мастерской при театре. Ты как-то говорила про атласные туфельки, почти настоящие... Я пришёл туда и сказал, что к началу сезона одному из новых актёров крейта потребуется женская обувь большого размера, но она должна быть просторная, долговечная и удобная, и усомнился в том, что это возможно, и один мастер сказал, что принимает вызов. Тогда я поспорил с ним на три золотых, что он не управится за ночь, даже имея на руках образец, как бы это сказать... разношенный этим мужчиной, и этот азартный человек, как я и предполагал, загорелся. Арчелл принёс ему непогребённые останки твоего кадавра, и к утру, как я и думал, всё было готово. Я предупредил, что актёр – мужчина довольно крупный и требовательный...

– Погоди... Ты сказал, огромный капризный мужчина... с гигантской... ногой? Я не ослышалась? – тихо переспросила Аяна, очень медленно наклоняя голову к плечу и сводя брови. – Ты, верно...

– Главное, тебе понравилось, – сказал он, вновь отпуская её. – Я рад. Поцелуй меня ещё раз, теперь уже сама, и я пойду. Одна мысль зреет на ветви моего рассудка, но надо хорошенько потрясти ствол, чтобы она упала в мои ладони.

– Я...

– Сейчас я прошу только о поцелуе. Его, конечно, будет недостаточно. Но стволом займёмся чуть позже.

– Конда!

– О, ты улыбаешься, и твои уши опять розовеют. Мне нравится, когда в тебе разгорается это пламя, и нравится разжигать и гасить его в своих объятиях. Думай об этом, – сказал Конда. – А я подумаю об остальном. И о Верделле в том числе, – сказал он ещё чуть позже, прижимая большой палец к её губам и вставая с лестницы под её умоляющим взглядом. – Айи, я говорил, что мне придётся отлучаться.

– Но зачем же ты прямо перед уходом...

– Чтобы ярче разгорелось после моего прихода, – донеслись его слова из арки.

Аяна вздохнула и приложила ладони к лицу, потом встала, засовывая поддельную бороду в карман камзола, и побрела к Иллире.

– Кимо, иди ко мне, – сказала она, присаживаясь к столу.