Ключ от этой двери

– Да. Сначала всё шло более-менее сносно, но, чем дальше, тем хуже становилось.. Видимо, я думал не о том. Что бы я ни делал, появлялись какие-то непредвиденные обстоятельства, которые сводили моё вмешательство исключительно к вреду. Я, к примеру, должен был ехать в Ровалл и ждал корабль оттуда. Но он не вернулся в Ордалл, и выяснилось, что почти вся команда перессорилась прямо перед отплытием, а это ведь люди Пулата! Обученные, приличные севас, а некоторые даже низкие кирио, которые много лет ходят вместе на одном корабле! Я умудрился перессорить Пулата с пивоваром с Койта и сразу с целым родом с юга... Они очень дальние родственники моей матери. Я был посредником между ними и тем человеком с Койта, который варит пиво. Он хотел закупать у них древесину оэт, из которой делают лучшие пробки для бутылок и бочек. Но как только мы подписали контракты, в день моего отъезда у них произошло какое-то столкновение с соседями - прямо на тех землях, где растут рощи оэт. Дошло до кровопролития, хотя эти рощи никого не трогали с момента объединения Таох с Арнаем, если не раньше. Тот человек ждал свою древесину и не дождался, потому что роды занялись другим, а рощу тем временем вообще сожгли...

– Сожгли?

– Да... Южане – народ горячий.

– Я чувствую, – сказала Аяна, нагибаясь и обхватывая его голову ладонями. – Иди ко мне.

Он поднялся и сел рядом, сжав её в объятиях и утыкаясь в плечо.

– Дай мне немного времени, Аяна. Передо мной в этом мраке открылась дверь, когда я услышал ту нашу песню, что ты играла. Но я хочу найти ключи от этой двери, чтобы она не захлопнулась за мной снова. Я хочу понять, что происходит, осознать наконец, что значит всё это. Говорят, в середине жизни наступает такой момент... Я обещаю, что вернусь. Ты ослепила меня, стоя в том луче, – он махнул назад, на первую комнату. – Ты будто светилась изнутри. Ты осветила этот мрак, и я сначала боялся даже дотронуться до тебя. Я отнёс тебя сюда, на эту кровать, и лежал, вспоминая, как ты смотрела на меня раньше, а потом понял, что этого больше никогда не будет, и не смог представить, как буду жить без этого. Но теперь это прошло. Ты ослепила меня, и я прозрел и перестал так пристально смотреть на то, что снаружи. Я был ничей, меня подарили и выкупили обратно, как раба, потом я стал твоим, но потерялся, и умирал, не умерев, а теперь я снова твой, твой без остатка, но это уже что-то большее.

– Я когда-то сравнила твои слова с дверью, к которой есть много ключей, и каждый открывает её, но она при этом открывается в новое место. – Аяна гладила его по голове, распутывая волосы, приглаживая длинные пряди. – Люди, которых я встречала на пути, давали мне эти ключи.

– Ты теперь лучше меня владеешь словом. Я одичал и лишь могу пересказывать арнайские надрывные стихи.

– Да. "Прекрасной юной девы грудь целуя, глаза закрою я...". Конда, мне надо идти.

– Да. Тебе надо идти. А то обо мне пойдут слухи. Я тут уже слышал кое-что о парнях, хрупких, как девушки, и о нормах морали. Пока я безумный кир, я могу творить что угодно, но теперь я не собираюсь им оставаться, понимаешь? Я найду этот ключ и вернусь.

– Я знаю.

Он смотрел на неё, прямо ей в глаза, не мигая, не отводя тёмного взгляда, а в зрачках плескались отголоски той бездны, в которую он падал уже много раз, но возвращался, чтобы снова упасть, и снова вернуться, и снова, и снова.

– Я не пугаю тебя? – спросил он, едва заметно сводя брови и чуть задирая подбородок. – Меня тут все боятся.

Аяна будто очнулась, выныривая из этой тёмной глубины. Она прищурилась и положила руку ему на щёку, на упругую бороду, касаясь кончиком пальца бьющейся жилки в маленькой ямке возле козелка уха.

– Нет. Ты не пугаешь меня. Это совсем другое. Меня тоже почему-то многие здесь боятся, и я не понимаю, почему. Я люблю тебя, Конда. Но нам надо будет о многом ещё поговорить.

– И я тебя. Но вот меня как раз пугает эта фраза. "Надо поговорить"...

Он снова улыбнулся несмело, и Аяна схватила и расцеловала всё его лицо, не особо разбирая, что ей попадается.

– Ну в глаз-то зачем... – проворчал он ласково, и она поднялась, морщась от того, что в носу внезапно защипало.

– Ты будешь сегодня окроплять меня своей кровью, или не будем закреплять этот обычай? – спросила она.

– Ты дразнишь меня.

Аяна протянула ему руку, и Конда поднялся и пошёл за ней к двери, но остановился.

– Стой здесь, – сказал он тихо, останавливая её в средней, тёмной комнате, отпуская её пальцы и уходя к двери. – Заходи!

– Ты тут? – спросил мужской голос.

– Да. Как видишь. Я ухожу к себе, – сказал Конда.

– Опять?

– Я не скоро вернусь. Можешь больше не следить. Я сказал.

– Смотри.

Конда закрыл дверь и вернулся к Аяне.

– Орман приходил. Подожди минутку, и можешь идти.

– Кто он тебе?

– Дядя. Муж сестры Пулата.