Ключ от этой двери

– Да. Мы гостили у него. В общем, был вечер, и нас позвали ужинать. Мы бросили игру на середине и побежали в дом, а после ужина обнаружили, что ключ от сундука пропал. Выпал из кармана. Какой смысл иметь сундук со знаниями, если у тебя нет ключа от него? И мы пошли искать ключ. Весной темнеет рано, и Исар искал с нами, мы ходили, замерзая под вечерним мартовским ветром, по освещённой дорожке, и шарили там, и в один прекрасный момент я отчаялся. Мне нестерпимо хотелось продолжить игру. Тогда я зажмурился и сильно-сильно пожелал, чтобы ключ нашёлся. Я прямо кричал внутри себя: "Я хочу отыскать ключ! Пусть наконец появится ключ! Хочу ключ!". Конечно же, тогда ничего не произошло, но тут внезапно пришла катьонте и сказала: "Кирио, почему вы ищете под фонарём? Искать надо не только под фонарём, а везде, где могли потерять!". Исар уставился на неё, как на двухголовую, а потом рассмеялся и хлопнул себя по лбу, сказав, что мы своими криками сбили его с толку, и спросил, где мы бегали до того, как побежали по той дорожке ужинать в дом. И мы нашли ключ на берегу ручья, где под камешками до этого искали одну из записок. Так и теперь. Я искал ключ там, где сам находился, но он был у тебя, и был во мне. Я оставил его в долине, в которой не было ни единого ключа, кроме тех, что ты писала на нотных листах, и тех, что били из-под земли, а ты пришла и достала его изнутри меня, и теперь никто меня не запрёт в том безумии. Мне весело рядом с тобой. Я не пугаю тебя?

Он посмотрел на неё, слегка прищурившись, и Аяна тоже взглянула ему в глаза, прямо в зрачки, где под искорками многократно отражённых в тёмных волнах лун и звёзд таилась затягивающая бездна, без конца и края, и словно почувствовала под лопатками его ладонь, которой он поддерживал её на бесконечной поверхности этой бездны, пока мерцающая рябь омывала её кожу раздробленными, тысячу тысяч раз повторёнными отражениями звёзд.

– Тихо, тихо, – сказал он, легко поднимая пальцы. – Пусть эта буря бушует на Венеалме.

Аяна выдохнула, застыв в полушаге к нему, опуская плечи, унимая сердце, возвращаясь из звёздной прохлады над бездной на светлую горячую каменную дорожку, в приторный аромат цветов, щебетание птиц, полуденный зной, шорох шагов, подолов, негромкие спокойные разговоры прогуливающихся мимо людей.

Она восстановила дыхание и обернулась идти дальше и встретила недоуменный взгляд Гелиэр, которая остановилась с Миратом у деревянных перил ограды прудика, одного из тех, что составляли прохладную зеленоватую водную дорогу по парку.

– Может быть, покатаемся? – спросил Мират. – Гели... Ты не против, кирья Эрке?

Гелиэр беспокойно смотрела на Аяну, но кивнула, отворачиваясь к Мирату.

– Да... да. Там, наверное, прохладнее.

– Постойте здесь, – радостно сказал Мират. – Сейчас.

Аяна с умилением любовалась на смущённую, но всё так же сияющую Гелиэр, провожавшую взглядом кира Атар, который договаривался о четырёхместной лодке, и улыбалась.

– Прошу, кирья! – Мират протянул обе руки к Гелиэр, стоя в лодке, закрепленной у причала, и она со смехом шагнула к нему, усаживаясь на скамью.

– Капойо, – сказал Конда, шагая в лодку и протягивая руку Аяне.

– Я боюсь, – прищурилась она. – Кир Пай Конда, я неуклюжая. Помоги мне, пожалуйста.

Конда хмыкнул, и, балансируя, схватил её за талию и перенёс в лодку.

– Ох, капойо, доиграешься, – сказал он тихонько ей в ухо, не спеша убирать руки, и Аяна чуть-чуть потанцевала плечами и совсем незаметно показала ему кончик языка.

Лодка несла их по глади прудов, не нарушаемой ни малейшим ветерком, будто запечатанной в бутылке вроде тех, что стояли у Конды на книжных полках. На поддельной воде в маленьких бутылках, в сомкнутых объятиях слегка зеленоватого стекла, замерли в вечном, непрерывном движении покоя крошечные корабли с канатами, сделанными из суровой нитки, с неизменно наполненными воображаемым ветром парусами из седы и с мачтами чуть толще вышивальной иглы. У Аяны сжалось сердце, когда она подумала, что Конда мог в том приступе ярости разбить один из этих корабликов, и тут же она почувствовала себя очень, очень виноватой за всё, что не сделала и не сказала вовремя.

Конда греб, сидя на носу, что-то отвечая на весёлые вопросы Мирата, а потом уступил ему вёсла и сел на дно лодки, на решетчатый настил, под которым плескалась вода.

– Тут никого нет, – сказал он, разводя руками, в ответ на приподнятую бровь Мирата.

На прудах и впрямь было пусто. Пара лодочек в отдалении, да брошенные у берега двух– и трёхместные лодчонки вроде той, на которой Аяна катала Гелиэр в их прошлый приход сюда, а ещё гуляющие по дорожкам невидимые за деревьями и кустами девушки и парни, чьи голоса приглушённо, едва слышным эхом, доносились до воды.

– Все разъехались по эйнотам, – сказал Мират. – Гели, в какой эйнот ты хотела бы ездить на лето? Ваш или наш?

– В любой, – сказала Гелиэр. – А лучше каждый раз в разные, если можно. Мне не хочется сидеть в одном доме, особенно после рассказов моей капойо и подруги Аяны о том, как много интересного в мире.