Ключ от этой двери

– У тебя всё в порядке и с лицом, и с платьем. Просто ты сияешь, и это заметно. Это не осуждение, это зависть. Ты прекрасна.

– У меня внутри как будто всё пылает, Аяна. В животе всё переворачивается. Я боюсь сомлеть!

– Успокойся, кирья, – сказала Аяна, обмахивая её своим веером и оглядываясь. – А! Смотри! – радостно воскликнула она, заглядывая в глаза Гелиэр. – Вот и твой юный кир.

Она с улыбкой показала Гелиэр на Мирата, выходящего из-за высокой живой изгороди, но в следующее мгновение и у неё в животе всё перевернулось, все до единого волоски на теле встали дыбом, и она с восторгом приоткрыла рот, потому что увидела Конду.

Он шёл рядом с Миратом, и у Аяны просто-напросто закончились слова. Она вспомнила только одну фразу, которую как-то слышала от него. Конда тогда сказал, что его вид производит впечатление.

Безусловно, Конда произвёл на неё впечатление тогда, ещё в долине, когда в бархатном камзоле с золотой вышивкой вышел из подворотни её двора, и у неё перехватило дыхание. Он неизменно производил его без исключений каждый раз, когда Аяна вновь видела его. Но сейчас это было совсем по-другому. Иначе. Чем-то большим.

Он шёл, улыбаясь, навстречу, и больше всего на свете, до замирания в сердце, Аяне хотелось потрогать его темные волосы с этой новой стрижкой, приложить ладони к выбритым щекам, поцеловать его и сунуть руки, обнимая, под новый камзол, а то и под рубашку, и заглянуть в смеющиеся над её растерянностью и восторгом глаза, но теперь она была капойо кирьи Эрке Гелиэр, и потому она лишь стиснула зубы и опустила взгляд, пытаясь укрыть под длинным подолом измученные, молящие о немедленном погребении останки серых туфелек.

– Кирья Эрке! – радостно сказал Мират. – Рад тебя видеть! Я тут не один. Надеюсь, ты не против.

Гелиэр всматривалась в лицо Конды, пытаясь узнать, но у неё не вышло.

– Это кир Пай Конда, – сказал Мират. – Он давно не гулял в парке и попросил разрешения присоединиться.

Гелиэр побледнела, но Мират протянул ей локоть, и она, взволнованно оглядываясь через плечо, пошла с ним вдоль живой изгороди.

– Капойо, – сказал Конда с улыбкой, когда Гелиэр с Миратом ушли вперёд. – Теперь можешь говорить со мной.

– Ах ты... – весело возмутилась Аяна. – Да ты ж...

– Ты ведь не можешь ничего сделать, да? – так же весело спросил Конда, прищурившись и разглядывая птиц где-то высоко в синем небе. – Даже пихнуть меня локтем. Пойдём.

– Я не хочу пихать тебя локтем, – сказала Аяна, потупив взгляд, шагая рядом с ним и скромно сложив ладони, как учил её Харвилл. – Я до судорог в животе хочу прямо здесь проверить, что у тебя под новым костюмом, а ещё распотрошить твою новую причёску.

– Но ты не можешь, – сказал он. – Подумай об этом. Я рядом, но ты не можешь дотронуться.

– Такое уже бывало. Ты не мог сбежать, потому что у тебя была сломана нога, но я из уважения к твоим принципам щадила тебя. Теперь у меня нет уважения к тем принципам. Дело только за сломанной ногой.

– Ты жестока. Я не видел тебя в платье при свете дня.

– Ты вообще почти не видел меня при свете дня. Ты откуда? – покосилась она на него.

– От цирюльника и портного, – сказал Конда, выставляя подбородок и тремя пальцами оглаживая его. – Один из моих старых костюмов подогнали под нового меня. Я пока всё ещё худой. Как тебе?

– Ты произвёл на меня неизгладимое впечатление.

– Я умею. Погляди, как на меня смотрят.

Аяна искоса поглядела на гуляющих.

– Ты хочешь, чтобы я ревновала? – спросила она со вздохом, всей душой желая стряхнуть с его камзола взгляд проходившей мимо кирьи. который, как репей, повис где-то около воротника его белой рубашки.

– Нет. Да. Не так. Я хотел бы, чтобы ты видела, как у меня хорошо получается. Не буду лгать, мне иногда нравится производить впечатление. Вернее, нравилось. Теперь мне нравится, как внешние преображения действуют на некоторых людей. Как можно изменить взгляд на себя, просто переодевшись и убрав странную бороду, – сказал он, прищуриваясь и косясь на неё.

Аяна смущённо хихикнула.

– А ты мне и с бородой нравился.

– Я это понял сегодня и вчера, и ещё много раз до этого, – сказал он, с хитрым прищуром наблюдая за кончиками её ушей. – О. Твои уши розовеют. Я знаю, о чём ты думаешь. Думай об этом ещё. Но не поднимай взгляд. Не нарушай правила этой игры.

– Конда, пожалуйста, – умоляюще пробормотала Аяна. – Что с тобой такое... Когда мы встретились в этот раз, ты таким не был.

– Я же сказал, что вернусь. У меня для тебя хорошие новости. Ну-ка, угадай, что у меня в штанах.

– Конда!..

– Ты промахнулась. Ты бы могла догадаться, коснувшись, но в парке тебе нельзя меня трогать, так что я помогу тебе. У нас считается, что это делает из человека мужчину или женщину. Это требует бережного обращения, и не стоит без надобности это доставать и трогать.

– Пожалуйста...

– Всё ещё далеко. Ещё одна попытка. Это в разноцветных пятнах.

Аяна остановилась и посмотрела на него, недоуменно и весело подняв бровь.

– Ты... заболел? Сола говорила мне...

Конда не выдержал и закрыл лицо ладонью. Его плечи тряслись.

– Нет. Гадай ещё. Это шуршит.