Ключ от вечности

Доцент наклонил бутылку над Надеждиным стаканом. Она тут же заверещала:

– Хватит! Хватит!

– Хватит так хватит! – Доцент наполнил стаканы себе и Григорию и поднял свой: – За взаимопонимание!

– Вот за что я его люблю, – проговорил Григорий, поднимая свой стакан. – Тосты он хорошие говорит! Не зря человек высшее образование получил!

Надежда осторожно глотнула из своего стакана.

У нее было такое ощущение, что в животе взорвалась осколочная граната. Глаза вылезли из орбит, рот широко открылся, но вдохнуть все равно никак не получалось. Казалось, что весь воздух из мастерской Григория выкачали, а вместо него заполнили помещение битым стеклом. Все звуки затихли, как будто у невидимого приемника выкрутили ручку громкости.

Доцент заметил выражение ее лица и хлопнул Надежду по спине. Это помогло: она смогла отдышаться, и мир вокруг стал нормальным, даже более того, краски стали гораздо ярче, как после реставрации, а звуки – громче и музыкальнее.

Внезапно к Надежде вернулась память.

Она вспомнила все, что было до аварии. Вспомнила, как села в рейсовый автобус, вспомнила, как к ней подсела незнакомая женщина, как эта женщина волновалась и все время оглядывалась назад, как будто за ней кто-то гнался. Женщина была примерно того же возраста, что и Надежда, ну, может, чуть помоложе. Фигура вроде ничего себе, одета в коротенькое пальтишко и узкие джинсы. Кажется, они даже перекинулись с женщиной парой слов…

Тут Надежда Николаевна почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Она подняла глаза и увидела, что Григорий смотрит то на нее, то на сумку, которая стояла рядом с ней на полу.

– Это у вас откуда? – спросил он подозрительным тоном и ткнул в сумку пальцем, чтобы не было сомнений.

– А что? – переспросила Надежда как можно беззаботнее. – Почему вы, собственно, интересуетесь?

– Потому, что видел я эту сумку.

– Ну, мало ли похожих сумок!

– Не похожую, а именно эту! – Григорий мрачно сверлил Надежду глазами.

– Ну уж прямо эту самую!

– Эту самую! Потому как вот эту пряжку я своими собственными руками к ней приделал! – И механик вытянул вперед свои большие руки, как будто предъявляя неопровержимые улики.

Надежда молчала, и Григорий продолжил:

– Она пришла ко мне и попросила эту пряжку приделать. Тут раньше другая была, простая. Где-то она у меня тут валяется. Я ей говорю: женщина, зачем вам это нужно? Та пряжка родная, она и смотрится лучше, и закрывается проще, а с этой у вас будут проблемы. А она говорит: хочу, и все! Ну, коли так хочет, мне-то что… я и приделал. А теперь эта сумка у тебя… как же так?

– Очень даже просто! – выпалила Надежда и зачастила, затараторила с пулеметной скоростью: – Это ведь сумка Ирины, сестры моей двою… троюродной. Она мне в этой сумке вещички детские везла, для внучки. У нее внучка постарше и из всех вещей выросла, а моей как раз, еще даже на вырост. Так что она все вещички от своей внучки собрала и привезла, чтобы зря не пропадали, а то обидно, когда хорошие вещи зря пропадают, а она, ее внучка, во все это уже не влезает, а теперь мне нужно скорее в город, пока и моя внучка из них не выросла, а то как же…

– Стоп, стоп! – замахал руками Доцент. – Мы с товарищем уже все поняли! Больше не надо, а то у меня от лишних слов мозги слипаются! Давайте лучше еще выпьем – у меня тост хороший назрел! Очень актуальный!

– Выпьем – это хорошо, – одобрил Григорий. – Выпить – это я всегда за. Никогда не было так, чтобы против.

Доцент разлил самогон по стаканам (Надежде налил еще меньше, чем первый раз) и произнес торжественно:

– За самую главную из всех наук – политическую экономию!

– Почему это она самая главная? – напрягся Григорий. – По-моему, так механика главней!

Воспользовавшись тем, что мужчины увлеклись спором о том, какая из наук главнее, Надежда вылила свой самогон в их стаканы.

Мужчины наконец сошлись, что обе науки одинаково важны, и выпили за них. Надежда тоже поднесла к губам стакан.

Доцент одобрительно взглянул на нее и проговорил:

– Ну вот, со второго раза лучше пошло, правда? Скоро вообще привыкнете!

Надежда на это ответила неопределенно. Внезапно она снова перехватила взгляд Григория.

– А те трое тоже, значит, родственники? – спросил он.

– Трое? Какие трое?

– А вот которые после сестры твоей сюда приходили, про нее расспрашивали.

Надежда насторожилась.

– Может, двое? Мужчина с женщиной? Мужик такой сутулый, мрачный, коротко стриженный, смотрит исподлобья, а она такая вертлявая, хоть и полноватая, блондинка крашеная…

– Да нет, говорю же: трое, и все трое – мужики. Я тогда совсем трезвый был, все запомнил.

– А как они выглядели? – осторожно поинтересовалась Надежда, уж очень ей не нравился пристальный взгляд Григория.

– Да как? Обыкновенно… Мужики, в куртках кожаных черных…

– А этот среди них был – сутулый, волосы ежиком, с сединой?

– Нет, седого не было.

– Наверное, тоже родственники… – задумчиво протянула Надежда.

– Родственники – это хорошо! – одобрил Григорий. – Только, я тебе скажу, непохожи они на родственников, потому как машина у них самая бандитская – черная БМВ.