Ключ от вечности

Через полчаса дядя и племянник шли по темной ночной дороге, оглядываясь на негостеприимную харчевню.

– Что это было, дядя? – проговорил наконец юный Фридрих, немного успокоившись и обретя способность говорить и здраво рассуждать.

– Химия, дружок, обыкновенная химия! Если бы ты внимательнее меня слушал, то знал бы, что, если обработать меркуриум парами едкого натра да примешать к нему несколько гран сульфура, получится отменное взрывчатое вещество, которое к тому же вызывает ослепительную вспышку. Буквально ослепительную – наши преследователи ослепли, и я надеюсь, надолго.

– Впредь буду более внимательно слушать ваши уроки, дядюшка! Но меня больше волнует другое – кто были эти люди и отчего они хотели нашей смерти?

– Кто эти люди, я не знаю, возможно, это обычные грабители, которых наняло некое влиятельное лицо, чтобы догнать и убить нас с тобой. Но даже больше, чем нашей смерти, они желали заполучить некую вещь, которую я несу в своей котомке.

– Что же это за вещь, дядюшка? Алмаз огромной ценности? Царский венец?

– Нет, это не алмаз… это нечто куда более ценное… нечто ценнее любого алмаза…

– Более ценное, чем алмаз? Что может быть ценнее большого алмаза чистой воды?

– Я покажу тебе эту вещь, дружок, непременно покажу, когда мы попадем в какое-нибудь безопасное место.

– Безопасное место? – Юный Фридрих произнес эти слова с горькой иронией. – Дядюшка, да найдется ли для нас это безопасное место? Найдется ли такое место на целой земле? Позвольте напомнить вам, что даже в придорожной таверне на нас напали разбойники, а сейчас мы идем по ночной дороге, где под каждым кустом нас может поджидать опасность!

– Господь милосерден, дружок! Я надеюсь, что он и сейчас не оставит нас своим попечением.

– Кстати, дядюшка, мне кажется, или впереди за деревьями мерцает какой-то свет?

Действительно, впереди, слева от тропы, по которой шли беглецы, мерцал какой-то едва заметный огонек. Дядя Готфрид прибавил шагу, племянник едва поспевал за ним, и вскоре перед ними показалась покосившаяся, вросшая в землю избушка из темных от старости бревен. Крыша этой избушки была покрыта прелой соломой, но из трубы поднимался дымок, а в маленьком закопченном окошке теплился тусклый свет.

Дядя Готфрид подошел к избушке и постучал в дверь концом своего посоха. Из-за двери донесся хриплый, недовольный голос:

– Кого там черти принесли? Проваливайте! Идите своей дорогой, пока я не выпустила на вас собаку!

– Дядюшка, может, нам и правда лучше пройти мимо этой лачуги? – опасливо проговорил юный Фридрих. – Не нравится мне тут! Самое что ни на есть разбойничье логово!

– Ты не прав, дружок! – возразил ему дядя. – Разбойники в наше время живут в богатых палатах, а такая бедная лачуга наверняка принадлежит честному человеку. Кроме того, судя по грубому приему, здесь нас никак не ждут, а следовательно, здесь не подготовили для нас ловушку. И мы с тобой очень устали, нам нужно хоть немного передохнуть, прежде чем продолжить наше странствие.

С этими словами дядя Фридрих снова постучал в дверь, а затем проговорил самым жалобным голосом:

– Впустите нас, добрый хозяин! Мы – бедные путники, которых ночь застала в дороге. Если вы не пустите нас, мы погибнем от холода и усталости, и наша смерть будет на вашей совести…

– Совесть! Вот еще выдумали! – прохрипел голос за дверью. – В наше время это слово давно забыто!

Тем не менее засов заскрипел, и дверь открылась. На пороге стоял не мужчина, как можно было подумать по голосу, а сгорбленная старуха, нос которой свисал едва ли не до подбородка, а маленькие темные глаза выглядывали из морщинистой физиономии, как две изюмины из пропеченной до черноты булки.

Оглядев путников, старуха отступила в сторону и недовольно прошамкала:

– Так и быть, заходите!

Дядя и племянник, низко согнувшись, прошли в дверь, рассчитанную, должно быть, на карлика, и оказались в единственной комнате лесной избушки.

В комнате этой было тепло, даже жарко от топившегося камина. Тот же камин служил и единственным источником света, при котором путники смогли разглядеть скудное убранство лачуги.

Над самым огнем был подвешен закопченный чугунный котелок, в котором булькало неаппетитное варево. Над тем же камином сушились на веревке какие-то тряпки и лоскутки, а также пучки трав и коренья. Рядом с камином стояло рассохшееся кресло-качалка, на котором сидел большой черный кот.

При появлении гостей кот спрыгнул с кресла, подошел к хозяйке, высоко подняв хвост, и остановился рядом с ней с таким видом, будто готов защитить ее от любых недоброжелателей.

– Не этого ли кота вы имели в виду, сударыня, когда грозились выпустить на нас собаку? – не без ехидства проговорил юный Фридрих.

– А хоть бы и его, – без тени смущения ответила хозяйка, – Мауриций в драке стоит дюжины собак!

– Прояви уважение, дружок! – одернул дядя Готфрид своего племянника. – Сударыня оказала нам гостеприимство…

– А вообще, как вы оказались ночью в таком глухом месте? – подозрительно осведомилась хозяйка.

– На постоялый двор, где мы остановились, напали разбойники, – ответил Фридрих, – и нам пришлось в спешке бежать…

– Фридрих, Фридрих! – укоризненно проговорил дядя. – Сударыня, все было совсем не так… впрочем, можно сказать, что и так. Мой племянник несколько тороплив, но честен.

– Вижу, что честен! – старуха к чему-то прислушалась. – А ведь те разбойники так и гонятся за вами!

– Откуда вы знаете, сударыня? – недоверчиво переспросил юный Фридрих. – Я ничего не слышу.

– Да ты их не услышишь, даже если они к тебе в карман залезут! – отмахнулась от него хозяйка. – Пойдем-ка, Мауриций, посмотрим, что можно сделать.

Старуха сняла с веревки над очагом пучок травы, затем под удивленными взглядами своих гостей скрюченными пальцами вытащила из камина горячий уголек и вышла из лачуги. Кот послушно последовал за ней.

Остановившись на пороге, старуха снова прислушалась, затем из-под руки вгляделась в ночную тьму.

Теперь уже и человек не с таким, как у нее, острым слухом мог различить приближающиеся шаги и приглушенные голоса. А еще – негромкое, но грозное рычание. Старухин кот заволновался, громко фыркнул, глаза его загорелись зеленым огнем.

Старуха кивнула, словно сама с собой соглашаясь, положила перед собой уголек, дунула на него и, когда он разгорелся, бросила сверху пучок сухой травы.

Трава вспыхнула, и от нее поднялась струя белесого дыма. Эта струя поползла по земле, как белесая змея, затем поднялась, расширилась, превратилась в густое облачко и окутала старухину лачугу, как утренний туман.

Как раз в это время из-за деревьев показались несколько путников.

Это были люди самого злодейского и разбойничьего вида, до зубов вооруженные. Один из них вел на поводке огромного черного пса, который не лаял, но время от времени глухо рычал. Во главе отряда шел мужчина, разительно отличающийся от своих спутников – в темно-красном камзоле из дорогого бархата, ничуть не запыленном и не перепачканном, как будто его хозяин и не шел по ночному лесу. Из-под камзола выглядывали воротник из драгоценных брабантских кружев цвета слоновой кости и такие же изысканные манжеты.

Но самым удивительным в этом человеке было его лицо, точнее, то, что оно было закрыто маской, казалось, выточенной из серебристого лунного света, с миндалевидными прорезями, сквозь которые смотрели темные глаза.

– Где же они? – проговорил этот господин, обращаясь к шагавшему рядом одноглазому верзиле с аркебузой на плече. – Я был уверен, что мы их вот-вот увидим.

– Никуда они от нас не денутся, господин барон! – отвечал на это одноглазый. – Старик вот-вот упадет без сил, да и молодой устал до крайности…

– Но мне казалось, что мы их уже догоняем! Не могли ли мы сбиться со следа?

– Не извольте беспокоиться, Сатана не потеряет их след, да у меня самого нюх не хуже, чем у охотничьей собаки! Мы их непременно догоним, не пройдет и часа!

– Мне недавно казалось, что я вижу огонь среди деревьев. Я думал, что там какое-то жилье, но теперь ничего не вижу. Мало того что и так темно, а тут еще и туман…

– Нет здесь никакого жилья, господин барон! Кто захочет жить в такой глухомани?

Тем не менее черный пес забеспокоился, зарычал громче прежнего и стал рваться с поводка.

– Сатана, кажется, что-то почуял! – проговорил барон. – Курт, спусти его с поводка!

Собаку спустили с поводка, она коротко взлаяла и, более не принюхиваясь, устремилась в сторону от тропы, туда, где колыхались особенно густые клочья тумана.

Пес скрылся в тумане – и через мгновение оттуда донесся жалобный визг. Сатана вылетел обратно, скуля, как побитый щенок, и пригибая голову к земле.

– Сатана, что с тобой? – удивленно проговорил его хозяин.

Морда пса была окровавлена, один глаз выцарапан, он оставлял за собой кровавый след.

– Кто его так изувечил? – удивленно проговорил барон.

– Не иначе, рысь! Никакой другой зверь с ним ни за что бы не сладил! Пойдемте скорее прочь, господин барон! Эти рыси – они такие злобные! Неровен час, запрыгнет кому-нибудь из нас на шею да перервет когтями горло! Охотники, которые ходят на рысь, носят специальные железные ошейники…

Шайка скрылась за поворотом тропы.

Старуха погладила кота:

– Молодец, Мауриций! Этот глупый пес впредь будет знать, с кем можно связываться, а с кем не стоит!

Старуха еще немного постояла на пороге, дожидаясь, когда шаги разбойников стихнут в лесной чаще, а потом вместе с котом вернулась в свою лачугу.

– Они прошли мимо! – проговорила она, обращаясь к своим гостям.

– Неужели вам удалось сбить их со следа?

– Удалось, сегодняшнюю ночь вы можете спать спокойно. Так и быть – пользуйтесь моим гостеприимством. Впрочем, если бы я знала, кто преследует вас, я бы дважды подумала, прежде чем впустить вас в свой дом…

– Что, вы узнали их? – в голосе дяди Готфрида прозвучал испуг.

– По крайней мере, одного из них. Но этот один стоит весьма многих… по вашим следам, господа, идет не кто иной, как сам барон де Оливьер.

– Барон де Оливьер? – переспросил старик удивленно. – Мне не случалось прежде слышать это имя.

– Ваше счастье, сударь, ваше счастье!

– Чем же так знаменит этот барон?

– О, там, где появляется барон де Оливьер в своем красном камзоле, проливается много крови. Поговаривают… – старуха понизила голос и огляделась, словно проверяя, не подслушивают ли ее, – поговаривают, что господин де Оливьер никакой не барон, а один из вернейших слуг самого Сатаны…

– Сатаны? – дядя Готфрид мелко перекрестился. – Надеюсь, вы шутите, сударыня…

– Ничуть. У Сатаны много подручных. Самые главные из них – Астарот, властелин змей, правая рука князя тьмы, и Азазель – знаменосец адского воинства. Но кроме них есть много других: Вельзевул – повелитель мух, демон власти, Аббадон – демон смерти и разрушения, Асмодей – демон похоти, Бегемот – демон обжорства, Бельфегор – демон лени, Велизар – демон лжи, Маммон – демон жадности, Марбас – повелитель болезней и, наконец, Оливьер – демон жестокости. С ним-то вы и столкнулись, на свое несчастье. Еще говорят, что господин де Оливьер иногда выступает под другим именем. Скажем, он двадцать лет служил доктору Фаусту под именем Мефистофель… Правда, это только слухи, но сами знаете – нет дыма без огня…

– Доктору Фаусту? – переспросил юный Фридрих. – Дядюшка, вы ведь знавали доктора Фауста и даже были у него в обучении…

– Что ты болтаешь, неразумный? – Дядя Готфрид сердито покосился на племянника. – Не слушайте его, сударыня, он иногда сам не знает, что говорит!

– Значит, вы не были знакомы с доктором Фаустом? – Хозяйка пристально взглянула на старшего из гостей.

– Конечно, нет! – ответил тот, не раздумывая. – Слышать о нем доводилось, а встречать – нет…

– А этот перстень, откуда он у вас? – Хозяйка цепкой рукой ухватила дядю Готфрида за правую руку, на среднем пальце которой был перстень из темного серебра с выгравированным странным символом из нескольких переплетающихся кругов.

– Купил как-то у бродячего торговца… – ответил мужчина, пряча глаза.

– У бродячего торговца, значит… – протянула старуха. – Ну, коли вам так угодно говорить… – Она взглянула на котелок и добавила другим тоном: – Впрочем, час уже поздний, и я советую вам, судари мои, отдохнуть. Не хотите ли перед сном отведать моего супчика? Негоже ложиться голодными…

Юный Фридрих сглотнул голодную слюну, но, взглянув на содержимое котелка, поморщился:

– Благодарю вас, сударыня, но я не имею привычки есть в такой поздний час.

Старуха расстелила на полу два матраса, гости примостились на них и скоро заснули.