Ключ Сары

У меня не хватало духа заговорить об этом с кем-то из друзей или с сестрой. Реакция Бертрана так меня потрясла, что я предпочла все держать в себе, по крайней мере какое-то время.

Этим утром я чувствовала себя плохо. Все было в тягость. Любое движение требовало сверхчеловеческих усилий. В голове постоянно прокручивался вчерашний вечер. Обратные кадры, в которых снова звучал голос Бертрана. Оставался единственный выход – окунуться с головой в работу. Сегодня после полудня у меня была назначена встреча с Франком Леви. Вель д’Ив вдруг показался мне таким далеким. У меня было чувство, что я резко постарела всего за одну ночь. Ничто больше не имело значения, кроме ребенка, которого я носила и о котором Бертран не желал слышать.

Я шла в бюро, когда мой телефон зазвонил. Гийом. Он нашел у своей бабушки несколько нужных мне книг, которых уже не было в широкой продаже, и готов был их одолжить. Спросил, свободна ли я во второй половине дня или вечером, чтобы выпить по стаканчику. Тон у него был дружеский и веселый. Я тут же согласилась. Встречаемся в шесть часов в «Селекте» на бульваре Монпарнас, в двух минутах от меня. Едва я с ним попрощалась, как телефон зазвонил снова.

Это был мой свекор. Я удивилась: Эдуар редко мне звонил. У нас были типично французские вежливые отношения. Мы оба навострились в этой маленькой игре. Но со своей стороны я совершенно не лицемерила, мне было с ним хорошо. Я давно уже поняла, что он никогда не раскроется, никогда не выкажет своих чувств ни мне, ни кому-либо другому.

Он был одним из тех людей, которых слушают, на которых смотрят. Единственные эмоции, которые, на мой взгляд, он мог проявлять, – это гнев, гордость и самодовольство. Я никогда не видела Эдуара в джинсах, даже во время уик-эндов в Бургундии, когда он усаживался под дубом, чтобы почитать Руссо. Полагаю, без галстука я его тоже не видела. Он не очень-то переменился со времени нашего знакомства семнадцать лет назад. Та же величественная манера держаться, те же седеющие волосы, тот же стальной взгляд. Мой свекор помешан на гастрономии. Он постоянно изгонял Колетт с кухни, где готовил простые, но очень аппетитные блюда: тушеную говядину с овощами, луковый суп, сочный рататуй, омлет с трюфелями. Единственной, кто допускался в его логово, была Зоэ. Эдуар был очень привязан к внучке, притом что Сесиль и Лаура подарили ему внуков, Арно и Луи. Он обожал мою дочь. Все, что происходило на кухне, оставалось их секретом. За закрытой дверью я слышала, как хихикает Зоэ, шинкуются овощи, закипает вода и шипит масло на сковородке, а еще время от времени раздается хохот свекра.

Эдуар спросил, как дела у Зоэ, как продвигаются работы в квартире. Потом перешел к делу. Вчера он навещал Мамэ. У той был один из «плохих» дней, сообщил он, и, соответственно, приступ плохого настроения и капризов. Он уже собирался уйти, оставив ее перед телевизором, когда она ни с того ни с сего заговорила обо мне.

– И что она сказала? – живо поинтересовалась я.

Эдуар прочистил горло:

– Моя мать сказала, что вы задавали разные вопросы о квартире на улице Сентонж.

Я сделала глубокий вдох.

– Что ж, это правда, – призналась я и подумала: «Интересно, куда он клонит».

Повисло молчание.

– Джулия, я бы предпочел, чтобы вы больше не задавали подобных вопросов Мамэ.

Он перешел на английский, словно хотел удостовериться, что я понимаю.

Задетая, я ответила по-французски:

– Мне очень жаль, Эдуар. Все это потому, что я ищу материалы по Вель д’Ив для моей газеты. Меня поразило совпадение.

Опять молчание.

– Совпадение? – повторил он, на этот раз по-французски.

– Да, совпадение, – подтвердила я, – потому что одна еврейская семья жила там как раз до вашей семьи и была арестована во время облавы. Похоже, Мамэ была очень взволнована, когда говорила со мной об этом. Я решила не настаивать.

– Спасибо, Джулия, – сказал он. Потом помолчал. – Да, действительно, это потрясло Мамэ. Не говорите с ней больше об этом, пожалуйста.

Я остановилась прямо посередине тротуара.

– Хорошо, – согласилась я. – Но я же не хотела причинить ей вред, мне только нужно было узнать, как ваша семья оказалась в этой квартире и знала ли Мамэ хоть что-нибудь о той еврейской семье. А вы, Эдуар? Вы что-нибудь знаете?

– Извините, я не расслышал, что вы сейчас сказали, – вежливо ответил он. – Мне уже пора. До свидания, Джулия.

И звонок прервался.

Он до такой степени меня заинтриговал, что на какой-то момент я забыла про Бертрана и вчерашний вечер. Действительно ли Мамэ пожаловалась Бертрану на мои вопросы? Я вспомнила, как она резко оборвала разговор в тот день, как будто замкнулась, и больше не сказала ни слова до самого моего ухода. Меня это озадачило. Почему мои вопросы так потрясли Мамэ? Почему Эдуар и она хотели, чтобы я прекратила задавать вопросы по поводу квартиры? Они боялись, что я что-то обнаружу?