Скрывая свой гнев и волнение за теплой улыбкой, я расцеловала его в обе щеки и присела рядом с Мамэ, взяв ее за руку, как делала всегда. У меня была тайная надежда, что он уйдет, но нет, он остался сидеть, приветливо глядя на нас. Это очень раздражало. Как если бы кто-то влез в мою личную жизнь, шпионя и оценивая каждое слово, которое я говорила Мамэ.
Через полчаса он, глянув на часы, встал и обратился ко мне, странно улыбаясь.
– Я должен поговорить с вами, Джулия, пожалуйста, – тихо проговорил он, чтобы Мамэ не услышала. У него вдруг сделался напряженный вид, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Я поцеловала Мамэ и пошла за свекром к его машине. Он жестом предложил мне сесть в салон. Сам устроился за рулем, повертел в руках ключи, но не стал заводить мотор. Меня удивили нервные движения его пальцев. Молчание становилось гнетущим. Я попыталась отвлечься, принявшись разглядывать плитки, которыми был выложен двор, потом подняла глаза, отслеживая плавные перемещения медсестер, толкающих кресла-каталки с беспомощными стариками.
Он решился заговорить.
– Как у вас дела? – спросил он с натянутой улыбкой.
– Очень хорошо. А у вас?
– У меня все в порядке. У Колетт тоже.
Опять молчание.
– Я вчера говорил с Зоэ. Вас не было дома, – сказал он, не глядя на меня.
Я видела только его профиль, надменный нос, аристократический подбородок.
– И что? – осторожно спросила я.
– Она сказала мне, что вы ведете расследование…
Он замолчал. Ключи позвякивали у него в руках.
– Расследование по поводу квартиры, – закончил он, наконец-то повернувшись ко мне.
– Да, теперь я знаю фамилию семьи, которая жила там до вас. Зоэ, наверное, вам сказала.
Он вздохнул, уперевшись подбородком в грудь; его кожа собралась на воротнике в складки.
– Джулия, я ведь вас предупреждал, помните?
У меня участился пульс.
– Вы просили меня не задавать больше вопросов Мамэ, – глухо сказала я. – Что я и сделала.
– Тогда почему вы продолжаете рыться в прошлом?
Он был мертвенно-бледен и с трудом дышал.
Теперь все стало ясно. Я наконец поняла, почему он хотел поговорить со мной сегодня.
– Я нашла, кто жил в этой квартире, – продолжила я, закипая, – вот и все. Мне нужно было знать, кто были те люди. Больше я ничего не знаю. Я не знаю, какое отношение к этому имеет ваша семья…
– Никакого! – оборвал он меня, почти закричав. – Мы не имеем никакого отношения к их аресту.
Я молча смотрела на него. Он дрожал, но я не понимала, от гнева или от чего-то другого.
– Мы не имеем никакого отношения к их аресту, – повторил он с напором. – Их забрали во время облавы Вель д’Ив. Мы их не выдавали, мы ничего подобного не делали. Вы понимаете?
Я была шокирована.
– Эдуар, я никогда и не думала ничего такого. Никогда!
Он постарался взять себя в руки, нервно потирая лоб.
– Вы задавали много вопросов, Джулия. Вы оказались очень любопытной. Позвольте мне рассказать вам, как все произошло. Слушайте меня внимательно. Там была эта консьержка, мадам Руае. Она знала нашу консьержку, с улицы Тюренн, это не очень далеко от улицы Сентонж. Мадам Руае очень любила Мамэ. Мамэ хорошо к ней относилась. И эта консьержка предупредила моих родителей о том, что освободилась квартира. Арендная плата была невысока, а квартира больше, чем наша на улице Тюренн. Вот как все получилось. Так мы и переехали. Вот и все!
Я по-прежнему смотрела на него. Он продолжал дрожать. Я никогда не видела его таким потерянным, таким встревоженным. Я мягко положила руку ему на манжету:
– Вы уверены, что с вами все в порядке, Эдуар?
Я почувствовала, как его тело вздрогнуло под моими пальцами. Возможно, он был болен.
– Да, все нормально, – ответил он. Но его голос срывался. Я не понимала, почему он так взволнован и бледен.
– Мамэ не знает, – продолжал он, понизив голос. – Никто не знает. Понимаете? Она не должна знать. Она никогда не должна узнать.
Я была очень заинтригована.
– Узнать что? – спросила я. – О чем вы говорите, Эдуар?
– Джулия, – проговорил он, глядя мне прямо в глаза, – вы же знаете, кто была та семья, вы видели их фамилию.
– Я не понимаю, – пробормотала я.
– Вы видели их фамилию, да или нет? – рявкнул он, заставив меня вздрогнуть. – Вы знаете, что случилось, да?
Наверняка у меня был совершенно ошеломленный вид, потому что он вздохнул и закрыл лицо руками.
Я сидела, не говоря ни слова. Что, черт возьми, он хотел сказать? Что случилось и с кем?
– Маленькая девочка… – заговорил он наконец, поднимая голову. Он говорил так тихо, что я его едва слышала. – Что вы знаете о девочке?
– То есть? – замерев, пролепетала я.
– Та девочка, – повторил он странным придушенным голосом, – она вернулась. Через несколько недель после нашего переезда. Она вернулась на улицу Сентонж. Мне было двенадцать лет. Я никогда не забуду. Я никогда не забуду Сару Старзински.
Я с ужасом смотрела, как он сломался. Слезы потекли по его щекам. Слова застряли у меня в горле. Я могла только ждать и слушать. Надменный свекор исчез.
Передо мной сидел кто-то другой. Кто-то, носивший в себе тайну уже много лет. Уже шестьдесят лет.