Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

Пейзаж-то на земной взгляд должен быть мягко говоря безрадостным. Ну, на что тут можно б было любоваться дольше пяти минут? Камень и песок, и над всем этим бледно-жёлтое индифферентное ко всему небо. Ну, сейчас пейзаж немного оживлён всё ещё стоящей тут некоторой техникой и окружающими их горами красно-рыжего песка. Ну, конечно, и сам камень – издали его, благодаря свежевозведённым холмам, видно не было, а вот в представшей взору скважине (какая же там, великий Г’Кван, глубина?!) он открывался во всей красе – ну, насколько хватало света обращённого туда прожектора.

– Осторожно, не приближайтесь к краю! – Арвини нагнал их у последнего отвала, – говорил же Барти, поставить ограждение, а он: «А кто здесь ходит?»… В принципе он прав, конечно…

– Не волнуйтесь, господин Арвини, мне и отсюда неплохо видно. По крайней мере, я вижу почти то же, что видела Мэри когда-то…

Они не поняли, что произошло. Словно внезапный порыв шквального ветра налетел и ударил – вот же, а, а обещали штиль – и что-то обожгло… Ли’Нор швырнуло почти на самый край скважины, а Майка – за край. Из последних сил хилого нежизнеспособного тела он ухватился за единственное, за что мог – за камень. Чёрная туча закрыла солнце…

– Тилоны! – закричал Арвини. Некогда было спрашивать, с чего он так решил – что это именно они. Чёрная туча, взметнув песчаные отвалы – распрощайтесь с вашим штилем, вот вам высокопробная песчаная буря напоследок – спускалась на скважину с торчащим из неё штырём. Мертвенно-бледный луч вырвался из брюха корабля, он не слепил, но Арвини захотелось заслониться, закопаться в песок, убежать… Изо всех сил, пробиваясь сквозь бушующее вокруг песчаное море, он полз к лежащей на краю скважины, нерационально пытаясь дотянуться до Майка, Ли’Нор…

– Угощайтесь, – по модуляции голоса, а так же по иному расположению шишковидных наростов на голове, Лионасьенне догадалась, что гроум, протянувший ей пачку сигарет – женщина. Делать какие-то предположения по одежде Лионасьенне пока не решалась – гроумов вне формы пилота и антуража космического корабля или станции ей случалось видеть редко. Ну, на платье это не похоже, брючный костюм из безрукавой рубахи со стоячим воротом и свободных в бёдрах, но перехваченных под коленями и на щиколотках широкими ярко расшитыми манжетами штанов. Ткань, конечно, красивая, узорчатая, и на руках золотые браслеты, но это не показатель – среди знати и мужчины зачастую одеваются ярко, как те ещё попугаи, а этот гроум явно во дворце свой.

– Благодарю.

– Вы бы всё-таки шли и поспали. Я понимаю, непросто расслабиться в незнакомой обстановке… Но иногда стоит себя заставить. Завтра может потребовать от нас ещё больше сил, чем сегодня.

Лионасьенне прикрыла глаза.

– Я понимаю. Умом понимаю, и в отношение всех остальных я, в общем-то, сама так думаю. Но для меня… я не могу сказать, что я не устала – так врать я, конечно, не посмею. Но для меня отдых невозможен, потому что отдых – это восстановление сил, забвение тревог, отдых нужен, чтоб подготовиться… мне не к чему готовиться и сил у меня нет и уже не может быть. Я мертва внутри, мёртвым не нужен отдых.

Гроумка затянулась и опустилась на широченную, с небольшой матрас, подушку, расшитую золотой нитью и мелкими блестящими камушками, возле низкого столика, на котором стояла огромная, как таз, пепельница, лепнина по бортам которой изображала, должно быть, целую сцену из эпоса.

– Садитесь. Отец пока не много успел мне рассказать о вас, а подслушивать я привычки не имею. Я только поняла, что не все ваши корабли вышли живыми из… того, что происходит сейчас там. На одном из этих кораблей вы потеряли кого-то очень дорогого вам, верно?

Лорканка кивнула, горько улыбаясь.

– Не совсем там… То есть, до собственно вот этой заварушки… Потеряла того, кого любила. Смешно… Мне оставалось сидеть меньше года, мне изредка позволяли писать письма – я посылала их на особый адрес, откуда он мог их забрать… Бежать я не собиралась – точнее, оттуда не слишком-то убежишь… В конце концов, ну что такое четыре года? Хотя мне безумно не хватало его, безумно… Мы три года были вместе, и вот три года без него… И вот я увидела его – перед тем, как снова потерять, уже навсегда.

– Вы успели проститься с ним?

Лионасьенне пыталась сглотнуть солёный ком, но он не сглатывался, продолжал царапать горло.

– И да, и нет. Конечно, я не была готова… Я не… Но наши взгляды не размыкались до последнего мига. До тех пор, пока… Пока от него ничего не осталось, и от меня тоже… И в этом взгляде было столько… столько любви, боже… Боже, если б он хотя бы не любил меня так…

Гроумка уронила столбик пепла в пепельницу.