Вот бывает, говорят, вспоминая какого-нибудь правителя-самодура, выпившего из собственного народа особенно много литров крови – ну зато посмотрите, какие шедевры архитектуры после него остались! Помилуйте, ну так ведь не сам он их строил… Ну и что ж, продолжают гнуть те, зато сумел организовать, зато нашёл мастеров, зато сподвиг… Ну да, в кандалах и под плетью, ну да, головы потом мастерам посрубал, чтобы ни в одной стране больше не было такого же шедевра… Зато вот теперь, потомки любуются памятником удивительного мастерства… Мастерства? Бездумной кровожадности? Гордыни фальшивых богов? Ну да, есть особое очарование в памятниках, построенных на крови, только не их, качала головой Лионасьенне, не их это заслуга, не тиранов… Всего лишь закон компенсации, торжествующей жизни…
Она посмотрела на столпившихся на площади людей. Они отворачивались, прятали глаза, не понимали, почему она улыбается им. Почему улыбается именно так – грустно и с нежностью… Слишком многого она не могла сказать им. Вот этого жаль…
Она перевела взгляд на Маргуса и его свиту. Кажется, тоже Виргиния же говорила, что живой бог должен бы обладать как-то большей внешней внушительностью. Обычный старый гроум, в меру обрюзгший, сидящий на своём троне, как он сам считал, царственно – но наверняка же, тоже устал на этом параде собственного тщеславия, хоть и сидел, а не стоял, как все остальные тут.
Каменные лица особой полиции за всё время так и не изменили выражения, смотреть на них Лионасьенне вскоре наскучило. Любопытно б, конечно, было узнать, вовсе поубивали они в себе всякие эмоции, или просто научились не выпускать их наружу… Но что поделаешь, они в неравном положении, она к ним в голову залезть – не может. «Вообще-то, телепата вполне реально обмануть, – говорила всё та же Виргиния, – даже очень сильного телепата, даже пси-копа… Иначе как столько лет существовало бы Сопротивление, и вполне успешно при том? Конечно, это просто надо знать, как… Ну, и иметь достаточно тренированное воображение, что ли. Бывает ведь, человек сам себя умеет убедить в том, в чём захочет. Главное – самому поверить. Иногда даже опытный телепат не может отличить действительное воспоминание от поддельного, от сна или фантазии, действительное чувство от того, что человек хотел бы испытывать. Это, конечно, очень сложная игра, всё зависит от того, чьё, как говорится, кун-фу круче…»
Ну да, для нормала такая игра, правда, в разы сложнее – это как пешему против конного, как слепому против зрячего… Да ведь бывало, и слепые зрячих уделывали. Что там читать ваши мысли, улыбалась Лионасьенне, они у вас на лбу написаны.
Представление входило в завершающую стадию. Лекоф-тамма продемонстрировал уже множество акробатических номеров, поражал и движущиеся мишени – попал в пролетающий над городом атмосферник сквозь прореху в куполе (вдвойне достойно восхищения – зрение лекоф-тамма способно заметить открытые продухи), и неподвижные – сейчас как раз подходила к концу последняя группа выделенных для этого приговорённых преступников. Точность, молниеносность, бесшумность, изящество – всё в этой машине восхищало сиятельных зрителей. Лионасьенне была счастлива.
Ну, откуда им было знать про эту провалившуюся подставу, про лорканские, человеческие, но только не гроумские нейросенсорные системы? Эту мысль у них тоже без всякой телепатии прочитать легко – Так-Шаой просто предпочёл испытать машины сперва на чужаках, не пихать сразу своих, вдруг чего… Чужаки потянули. И свои потянут. В своих мыслях перед особой полицией Лионасьенне не оставила никаких сомнений.
Переписать мысли. Подменить мысли. Это не так сложно, не сложнее, чем заменить машину собой, себя машиной, бесконечным полётом и разящим ударом – тоску и жизнь… Этот предатель… как же его звали? А, ну да и ладно… Он видел, как её отсоединяли, но он того разговора с Талик не слышал, не было его при этом, он тогда как раз уже готовился… Он только видел, как она стартовала… Талик=Лионасьенне. Заас=Самастаньяр. Смерть=победа. Счастье воссоединения. Огонь. Благословенная машина. И вот они видят, как неуязвимая, непобедимая, победоносная, всесильная Талик летит на врагов, сметает их отряд смертников огненной волной… Талик смеётся. Талик счастлива – как счастливы бывают, умирая, взрывая своей смертью крепостную стену врага, но они-то откуда об этом знают? Инверсия. Она идёт по небу, а у них небо всегда вверху. Страх разоблачения=страх смерти. Они чувствуют её сомнение, неуверенность, страх – получится ли, купятся ли? Но на этом страхе висит ярлычок «жизнь-смерть», и они думают – её жизнь или смерть, думают, что это занимает её мысли. Что сказать, что сделать, чтобы Маргус был доволен, пощадил её. Она терпеливо, обстоятельно начитывает пилоту – как же они так быстро сумели определиться с кандидатурой, интересно? – инструкцию, в которой нет никакого смысла. Он справляется. Конечно, справляется. Он не чувствует, не знает… ничего…