Через месяц можно было сказать, что они ведут совместное хозяйство: Елизавета готовила и стирала, Федор иногда приносил продукты из магазина или от родителей. Вместе они обедали только в кафе по выходным, когда у него не было занятий, а у нее – работы.
Через полгода такой жизни для Елизаветы стало очевидным, что лучше Федора на свете нет: он был идеалом – внимательным, заботливым, любящим и понимающим с полуслова.
Его родители-пенсионеры были интеллигентными москвичами, переживавшими больше всего за окончание учебы сына в университете и не влезавшими в его личную жизнь. С родителями Федора молодые люди вместе встречались несколько раз, как-то мельком; в основном Федор ездил к ним один, иногда оставаясь ночевать. Самое продолжительное общение вышло на свадьбу, случившуюся сразу после окончания Федором университета. Свекровь что-то рассказывала Лизе о кулинарных пристрастиях Феди, свекр же, напившись, просто пытался поцеловать ее в щеку – как дочь, которую принимает. Оба ее теперь уже родственника говорили правильные вещи, но делали это таким тоном, будто Лиза была тяжело больна, если не при смерти. Лиза не обращала особого внимания на них, как и на еще какие-то неприятные слова и взгляды, которыми ее одаривали знакомые и родные Федора; со стороны Лизы на свадьбе была только одна подруга – Кира, с которой они работали в ателье.
После свадьбы для Мышкиной, ставшей Вульф, наступил не медовый месяц, а медовые годы. Такого обожания своей персоны со стороны кого-то она не то что не испытывала никогда, она даже не могла вообразить, что такое возможно. Ее не покидало ощущение, что она с какой-то проселочной грязной дороги вдруг выехала на пятиполосную автостраду на шикарном авто и только набирает скорость. Каждая минута ее жизни была наполнена счастьем, казалось, конца этой дороге не будет, а впереди только радостные события. Молодые супруги, прожив год, венчались в церкви, где поклялись друг другу в вечной любви не только на земле, но и на небе. Лиза стала задумываться о ребенке, несколько раз она говорила об этом Федору, как бы невзначай, но тот только отшучивался, хотя всегда давал понять, каким отличным он станет отцом в свое время.
Учитывая, что Федор после окончания университета приличной работы найти не мог, а продолжал жить на средства родителей, его воздержание от отцовства казалось Лизе вполне оправданным.
Счастье молодой семьи Вульф продлилось почти три года, как вдруг закончилось так же, как и началось, – внезапно. Один за другим умерли родители Федора: сначала отец, затем через два месяца после его смерти – мать.
Федор начал выпивать, что поначалу Лизу не беспокоило: как-то же ее любимый муж должен был снимать стресс от потери родителей… У него не было особых увлечений или работы, чтобы отвлечься, поэтому он находил утешение традиционным способом. Через несколько месяцев Федор оформил на свое имя завещанную ему родителями квартиру и договорился о сдаче ее в аренду.
Федор Вульф очень быстро привык к состоянию пьянства, в деньгах он не нуждался, арендной платы за квартиру вполне хватало на выпивку и еду, да еще Лиза работала, принося в дом хоть небольшую, но вполне стабильную зарплату.
Лиза начала понимать, что Федор «ныряет» все глубже, пытаясь добраться до дна жизни, когда человек перестает понимать разницу между утром и вечером. Она слишком хорошо была знакома с таким состоянием, в котором находились многие ее старые знакомые, поэтому, конечно, она боролась, чтобы не потерять любимого.
Она пыталась с ним говорить, просила его не пить больше, и он неизменно обещал «завязать завтра», но завтра все начиналось сначала. Федор не был злым или буйным, когда напивался, – наоборот, он был очень мил и понимал, как он неправ и как Лиза должна страдать от его пагубного пристрастия. Он, скорее, был типаж Мармеладова из «Преступления и наказания», монолог которого из первых глав романа Достоевского Федор, кстати, знал наизусть и любил его цитировать, когда Лиза начинала плакать, обнаружив его в очередной раз размазанным на диване.
– Ну-с, пусть я свинья, а она дама! Я звериный образ имею, а Катерина Ивановна, супруга моя, – особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь! Пусть, пусть я подлец, она же сердца высокого, и чувств, облагороженных воспитанием, исполнена. А между тем… о, если б она пожалела меня! Ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели! – декламировал Федор, глядя куда-то в потолок.
– Лиза!!! Супруга моя!!! – переводил он пьяный взгляд на плачущую жену. – Лизавета моя!!! Потаскай меня за вихры! Ибо я пью, так как в питии сем сострадания и чувства ищу! Не веселья, а единой скорби ищу. Пью, ибо сугубо страдать хочу!!!
Лиза уходила в шкаф-спальню и плакала там от бессилия, пока Федор продолжал цитировать классика заплетающимся языком.