Ключевой

На все мои попытки выяснить что-то про Зеленый Глаз, или про кибитку, или про Ноя они только пожимали плечами. Думаю, знаний английского просто не хватало подростку, чтобы объяснить соотечественникам, чего от них хочет этот назойливый русский. Впрочем, они организовали мою посадку в туристический грузопассажирский автобус, где я теперь и прыгал по камням вместе с такими же счастливыми путешественниками на подъезде к городку с названием Догубаязит.

Я не звонил Наталье, не понимая, что я могу еще сказать. Все уже было кончено. Вместо этого я поговорил с Вероникой, сказал ей какие-то теплые слова, понимая, что это, может быть, наш последний с ней разговор. И если даже я не погибну, то от меня, которого она знала в этой жизни, мало что останется. И если я вернусь обратно, то кем будет этот новый «старый» Иван Ключевой? Какая жизнь его ждет? Та, что я так отчаянно хотел вернуть еще три недели назад, или это будет вообще что-то совершенно другое? Ответ должна была мне дать ближайшая пара дней. Я очень на это надеялся, потому что безумно устал от того напряжения, что сопровождало меня в моих поисках.

Мы прибыли в пункт назначения ближе к обеду. Это оказалось самое настоящее захолустье. Не поражающие воображение своим внешним видом мечети соседствовали здесь с валяющимися у забора катушками кабеля и какими-то ржавыми металлическими конструкциями. Остатки асфальта на улицах покрывались лепешками от домашней скотины, которую гнали вдоль дороги пастухи. Все это указывало на то, что я удалился от центра цивилизации.

Но над всем этим возвышались величественные вершины Большого и Малого Арарата. Горы были прекрасны. Большой, куда я и держал свой путь, венчала шапка белого снега. Она ярко блестела на солнце в этот погожий, теплый день, и в ее свете городок казался еще более мелким, чем был на самом деле.

Мы притормозили у деревянного здания автовокзала. А может, это была местная администрация – на здании развевался грязноватый турецкий флаг. Я заметил, что под флагом, как и было договорено, меня поджидала пара крепких усатых парней, словно сошедших с плаката «Свободу Курдистану!».

Потирая свою подбитую тряской пятую точку, я вышел на улицу. Встречающие махнули мне рукой, безошибочно среди местных и козы вычислив русского туриста, и пригласили за угол. Следуя за ними, я просчитывал, насколько велик мой шанс остаться вообще без денег и документов… но нет! Один из них, едва мы свернули за угол, довольно добродушно улыбнулся и затараторил что-то на своем языке. Второй остановил его и показал четыре пальца, потом два и два. Я кивнул и достал две тысячи лир, десять купюр по двести, как и предупредил меня мальчишка-портье в Ване. «Курд» принял их от меня, начав внимательно рассматривать на свет каждую банкноту. Я достал и протянул еще две тысячи второму «мафиози», истолковав его жест так, что нужно отдать поровну каждому, но он в ответ замахал руками и показал мне, мол, потом. Что сказать, язык жестов – спасение для наследников строителей Вавилонского столпа! Потом – значит, потом. Я убрал деньги во внутренний карман.

Провернув незаконную денежую операцию, которая в банковском деле зовется «предоплата», мы направились в харчевню. Старенькое глинобитное здание располагалось по соседству и густо пыхтело продетой сквозь черепичную крышу железной трубой. Там, за одним из нескольких деревянных столов, под ароматы бараньего шашлыка, мы довольно долго пили чай из небольших стеклянных стаканчиков. В Турции не пьют кофе по-турецки, зато пьют крепкий, очень крепкий чай.

Курды, как я их про себя называл, оживленно беседовали между собой, почти не обращая на меня внимания. И вот, когда мой организм уже не мог выносить этот терпкий вкус, который после третьей чашки, казалось, поселился на моем языке навсегда, в столовую зашел щуплый мужичок. Он был одет в полосатый байковый халат и шапку, несмотря на теплую летнюю погоду. Не могу сказать почему, но мне сразу показалось, что здесь он был явно не завсегдатай. С некоторой пугливостью вошедший оглядывал столы. Так ведут себя дикие звери, попавшие в контактный зоопарк. Он вытягивал шею и теребил пояс своего халата. Один из «мафиози» поднялся с места и окликнул его. Мужичок засеменил в нашу сторону и присел рядом со мной, тут же схватив чай обеими руками. Ему было что-то около сорока лет – выбивавшиеся из-под шапки черные волосы уже прихватило сединой, рабочие руки его были покрыты вздувшимися венами. В трещины на пальцах глубоко въелась черная грязь. Когда он улыбался, то пара отсутствующих по периметру зубов великолепно довершала весь этот деревенский портрет.

– Привет, друг, – вдруг обратился он ко мне на ломаном русском. – Я Сероп. Я ходи гора.

– О, привет! – кивнул я, внутренне радуясь тому, что в этих краях оказался хоть кто-то говорящий по-русски. – Я – Иван. Вы – проводник?

– Тебе верх гора? – поинтересовался он, не ответив на мой вопрос.

– Нет, – я посмотрел на обворожительные улыбки своих усатых спутников. – Мне нужно найти… Ортулла.

– Ортюллю? – уточнил переводчик.