Минуту назад Марлоу чувствовал своё превосходство перед Каррерасом и всем, к чему Каррерас был причастен. Теперь он был обеспокоен, что его переведут на второстепенную роль. Для такого человека, как Марлоу, чувствующего себя рождённым для административной работы и специальных привилегий, продвижение было самым важным, единственной альтернативой неудаче, потому что он знал, если упустит момент, если только один раз поскользнётся на иерархической лестнице, ему будет в тысячу раз труднее продолжать восхождение и он никогда не будет удовлетворён тем местом, которое занимает. Каррерас услышал в голосе своего собеседника растущее беспокойство и заботу о своём благополучии, и это позабавило его.
Марлоу сказал:
- Всё-таки не мешало бы иметь описание этой женщины. По-моему, вы очень преувеличиваете необходимость конспирации. В конце концов, я на вашей стороне.
- Пока никакого описания, - просто сказал Каррерас.
- Как её зовут?
- Джоанна Ранд.
- Я имею в виду её настоящее имя.
- Вы же знаете, что вам не стоит даже спрашивать об этом, - сказал Каррерас и повесил трубку.
Порыв сильного ветра внезапно налетел и ударил в окно. Каррерасу показалось, что он увидел несколько снежинок. Начиналась метель.
Глава 33
"Помогите!"
Утром, в начале седьмого, Алекс проснулся после четырёхчасового сна. Сначала он подумал, что проснулся сам: он редко спал дольше четырёх или пяти часов. Затем он услышал Джоанну, находившуюся в соседней комнате, и понял, что это её крики разбудили его.
"Помогите мне!"
Алекс отбросил одеяло и вскочил с постели.
"Ну же, ради Бога, помогите мне!"
Алекс схватил пистолет, лежавший на тумбочке. Это был снабжённый глушителем семимиллиметровый автоматический, который он отобрал у человека в проходном дворе две ночи назад.
Ворвавшись в комнату Джоанны и включив свет, он увидел её, сидящей на кровати. Она тяжело дышала, недоуменно щурясь на свет.
Алекс подошёл к полуоткрытой дверце шкафа, рывком открыл её и заглянул внутрь. Никого.
Он направился к окнам посмотреть, не воспользовался ли ими кто-нибудь, чтобы таким образом покинуть комнату.
- Это был всего лишь тот кошмар, - тихо произнесла Джоанна.
Алекс остановился и повернулся к ней:
- Человек с механической рукой?
- Да.
Алекс подошёл к ней и сел на край кровати.
- Не хочешь рассказать мне?
- Я уже рассказывала, - прошептала Джоанна, - каждый раз одно и то же.
Её лицо было бледным, рот вялым и безвольным со сна, её золотистые волосы слегка влажны от испарины, но она была красива.
На ней была одета жёлтая шёлковая пижама, обещающе обрисовывающая её груди, отчего у него пересохло во рту. Он внезапно осознал, что на нём одеты только пижамные брюки, и она коснулась его широкой груди, сначала одной рукой, самыми кончиками пальцев, затем обеими руками. Не зная, как это случилось, в следующую минуту он отложил пистолет, и они заключили друг друга в объятия. Её пальцы рисовали узоры на его голой спине, её рот коснулся его, язык проскользнул между его губами. Лижущий. Сладкий. Быстрый. Жаркий. Их рты как бы сплавились вместе. Его руки поползли вниз по её спине, затем вернулись к её грудям, полным, тяжёлым и так чудно возбуждённым. Ощупью он нашёл пуговицы и, несмотря на дрожь, охватившую его, расстегнул их, и коснулся её, и страстно застонал в то же мгновение, что и она. Затем он сгрёб её груди и нажал большими пальцами на затвердевшие соски. Алекс почувствовал больше, чем желание, больше, чем похоть, больше, чем страсть, почувствовал все это плюс что-то новое, и вдруг он резко понял, что думает - люблю, люблю, я люблю её. И тут он вспомнил своих родителей (их заверения в любви, которые быстро и неизбежно сменялись криками, руганью, рукоприкладством, болью) и, вспомнив всё это, он почувствовал себя напряжённым: качество их поцелуев изменилось, изменилось настроение, и Джоанна тоже это почувствовала, настолько, что они отпрянули друг от друга.
- Алекс?
- Я смущён.
- Разве ты не хочешь меня?
- О, да.
- Так чем же ты смущён?
- Тем, что мы можем быть вместе.
- Разве я не дала тебе это ясно понять?
- Я имею в виду более длительный срок.
- Это не на одну ночь.
- Я знаю. Это я и имею в виду.
Она поднесла руку к его лицу.
- Пусть будущее само о себе позаботится.
- Я не могу, Джоанна. Я должен знать.
- Что?
- Что ты ожидаешь?
- От тебя?
- Я имею в виду... что ты думаешь о том, что у нас может быть.
- Все. Если ты захочешь.
- Я не хочу разочаровать тебя.
- Ты не разочаруешь меня, дорогой.
- Разочарую.
- Нет, нет.
- Разочарую.
Она улыбнулась.
- Ты хочешь сказать, что определённо настроен разочаровать меня?
- Джоанна, я не шучу.
- Я понимаю. Но почему?
- Ты не знаешь меня.
- Я знаю достаточно. - Я нравственный калека.
Алекс сам удивился, что сказал это. Позволил себе сказать. Верил ли он все ещё в это? Права ли Марико?
- Мне кажется, что весь направлен на меня, - сказала Джоанна.
- Я никогда не говорил: "Я люблю тебя".
- Но я догадалась.
- Я хочу сказать, что я никому никогда не говорил эти слова.
- Хорошо. Тогда я буду первая.
- Но...
- Что но?
- Я не уверен, что смогу сказать их тебе. Вот в чём дело.
- Понимаю, - произнесла Джоанна.