- Значит, вы считаете меня эгоистичным ублюдком? - произнёс Шелгрин. - И что теперь? Что я, по-вашему, должен делать? Попытаться изменить ваше мнение обо мне? Просить прощения? Обещать, что больше так не буду? Что, черт вас побери, вы хотите от меня?
- Дорогой Том, позвольте мне так выразиться...
- Выражайтесь, как пожелаете.
- Я не думаю, что, когда их философия завоевала ваш ум, это было большой потерей для нашей стороны, - сказал толстяк. - И могу поспорить, что и средний капиталист не воспримет вас, как подарок.
- Если вы говорите все это к тому, чтобы сломить меня и заставить согласиться на пластическую операцию для моей дочери, то напрасно стараетесь. Давайте прекратим этот бесполезный разговор.
Петерсон негромко рассмеялся.
- У вас кожа, как у гиппопотама, дорогой Том. Вы непробиваемы.
Шелгрин ненавидел его.
Минуту или две они ехали молча.
Они ехали от пригорода к пригороду, минуя лесистые участки ландшафта и открытые поля, и только рассеянный свет на пологих холмах напоминал о дороге.
Обрывки облаков плыли высоко над головой, перпендикулярно дороге. Каждый раз, когда в небе вспыхивала молния, туман, застлавший землю, начинал резко светиться, как будто это был какой-то странный газ, используемый в лампах накаливания.
Наконец, толстяк произнёс:
- Если мы попытаемся во второй раз вмешаться в память девушки, то могут возникнуть некоторые осложнения, и вам следует знать о них.
- Осложнения?
- Наш добрый доктор Ротенхаузен никогда не применял своё искусство дважды на одном и том же пациенте. Он сомневается.
- Сомневается насчёт чего?
- В этот раз лечение может пойти не так успешно. Фактически, оно может плохо кончиться.
- Что вы имеете в виду? Что может случиться?
- Возможно, сумасшествие.
- Не шутите.
- Я не шучу, дорогой Том. Абсолютно, совершенно серьёзен. У неё может приключиться буйное помешательство. Или она может стать невменяемой. Знаете, только сидит, тупо смотрит в пространство, "овощ", неспособный разговаривать или сам есть. А ведь всё может кончиться и просто смертью.
Шелгрин долгое время задумчиво смотрел на толстяка и, наконец, произнёс - Нет, я не верю. Вы все это придумываете.
- Поверьте, это правда.
- Вы придумываете это, чтобы я боялся послать её к Ротенхаузену. Тогда моим единственным выбором останется - позволить вам отправить её домой, чего вы и желаете.
- Я с вами откровенен, дорогой Том. Ротенхаузен говорит, что её шансы успешно выдержать лечение не очень велики - менее пятидесяти процентов.
- Вы лжёте, - произнёс Шелгрин, - но всё равно, даже если это и так, я выбираю Ротенхаузена. Я отказываюсь, чтобы её отослали в Россию. Лучше видеть её мёртвой.
- Может быть, - сказал Петерсон, - может быть, вы и увидите её мёртвой или хуже.
Дождь шёл с такой силой и такой плотной стеной, что Гарри, шофёру толстяка, пришлось съехать с дороги. фары не могли пробить темноту дальше, чем на пятнадцать-двадцать шагов. Они припарковались на обочине дороги, на стоянке рядом с мусорными бачками и столиками для пикников. Гарри сказал, что дождь непременно кончится через минуту или две и тогда они смогут снова отправиться в путь. Толстяк сунул в рот ещё один терпко-ромовый кружочек, оттёр пальцы и прямо захрюкал от удовольствия, когда леденец начал таять на языке.
Воздух в салоне "Мерседеса" был спёртый, влажный и душный. Окна начали запотевать.
Шум дождя был такой громкий, что сенатору пришлось повысить голос.
- Это был просто кошмар какой-то, когда мы тайно переправляли её с Ямайки в Швейцарию.
- Я помню все это слишком хорошо, - сказал Петерсон.
- Как вы предполагаете вывезти её из Японии и доставить к доктору Ротенхаузену?
- Она сама облегчает эту задачу. Они с Хантером собираются в Англию, чтобы исследовать дела Британско-Континентальной страховой ассоциации.
- Когда?
- Послезавтра. У нас есть план относительно их. Мы оставим кое-какие улики, которые они не смогут пропустить. Эти улики уведут их из Лондона прямо в Швейцарию. Мы наведём их на Ротенхаузена, а когда они найдут его, мы позволим ловушке захлопнуться.
- Вы говорите так уверенно...
- О, я совершенно уверен, дорогой Том. Они не причинят нам больше беспокойства. Они всего лишь две маленькие мышки, что уже ухватились за сырную приманку в мышеловке. К субботе или воскресенью Хантер будет мертв... а ваша милейшая доченька окажется в клинике Ротенхаузена.
Глава 44