Ключи к смыслу жизни

В нашей стране и в нашем языке счастье — это состояние со­вмещения частей. Восстановление утраченной целостности. Это — со-частью, то есть, совместная доля многих. У нас всег­да считалось чем-то неприличным быть счастливым в одиночку. Такое счастье именовалось скорее везением, а о везении нельзя говорить вслух — иначе удача отвернется. Слово «везение» про­изошло от старорусского «вазнь» — «выпадение». Счастье нельзя получить, оно выпадает на долю того человека, который упорно придерживается своей внутренней задачи, несмотря на мнение окружающих и доводы рассудка.

И раньше, и сейчас такие люди именовались в народе дурака­ми. Дурак — это человек, сознание которого открыто для голоса совести. Этот голос наши предки считали голосом Бога, по своей воле посылающего счастье и удачу человеку, решившемуся дей­ствовать, несмотря на обстоятельства.

Значит, «дурак» — это шаман — человек, находящийся в не­прерывном общении с «лучом от Бога» и, поэтому, для внешнего наблюдателя выглядящий как бездельник или чудак — «человек не от мира сего».

Удивительно точной метафорой судьбы является то, что одного из последних «дураков» Советского Союза — Иосифа Бродско­го — осудили именно за тунеядство. То, что творчество является формой деятельности, он на суде доказать так и не смог.

Что-то важное мы перепутали.

Перепутали мы, между прочим, и значение русского междо­метия «авось». В толковании Владимира Даля, это понятие зна­чило «может быть, сбудется». Его исконный смысл ближе всего к понятию отчаянной храбрости: «а вот поглядим!» — я совершу поступок, а там «будь, как будет». «Авось хоть брось!» — в совре­менном языке к слову «авось» ближе всего упрямое: «Все равно сделаю!» — я совершу поступок, несмотря на обстоятельства: «...а я все равно ее люблю!»

«Авось...» значило: «Я слышу голос своего призвания и посту­плю в соответствии с ним, а не с тем, что рекомендует мне обще­ство и его мораль».

Не только русским присущ этот жест отчаянной храбрости: у испанцев duende предстает как необъяснимая сила «гибельного восторга», которая бросает человека в самые безнадежные пред­приятия, когда шансов на успех уже нет никаких. Не фатализм, а готовность мужественно идти на риск, а вместе с тем и осужде­ние тех, кто надеется только на удачу, не доверяя главной задаче своей жизни, которая в конечном итоге и определяет личность — судьбу.

Наше сегодняшнее отношение к слову «авось» — это тоже под­мена. Рассуждения о ленивом фатализме целого народа превра­щаются в попытку убедить нас в том, что усилия, направленные на поиски своей индивидуальной судьбы, смысла собственной жизни, — бессмысленны. И беда, и счастье случаются сами со­бой — к чему усилия? Давайте развлекаться!

«Ленивый фатализм» — это обобщение. Вы никогда не заду­мывались, почему нас обижают любые обобщения? Как только статистика, психология или просто бытовая речь относят нас к какому-нибудь типу или категории, это вызывает обиду и жела­ние доказать, что ты к этой категории никакого отношения не имеешь. Все бабы, конечно, дуры, а мужики, разумеется, своло­чи. Только каждый по отдельности стремится доказать, что он «не мужик» и, конечно, «не баба». Как бы мы ни противились этому факту, мы живем в эпоху индивидуализма. Каждая «баба» не хочет быть просто бабой, она хочет быть бабой особенной, не похожей на всех остальных. А каждый «мужик» больше не желает быть про­сто мужиком, он хочет быть пусть и мужичком, но единственным и неповторимым.

Эволюцию человечества можно описать как эволюцию раз­личий. Свойствами уникальности и особенности сначала обла­дало только племя или род. Гениальность одиночки внутри пле­мени считалась болезнью. Самостоятельно думающие одиночки изгонялись. Затем понятие рода расширилось и стало народом. В народ или государство объединялось некоторое множество племен, которые передавали свое право на уникальность соот­ветствующей государственной элите: дворянству, аристократии, а позднее — своим представителям в парламенте. Элита демон­стрировала свою индивидуальность своими развлечениями. Ро­скошь королевского двора была в прямом смысле лицом народа. Убранство замков и дворцов состояло из сокровищ культуры — то есть коллективной индивидуальности народа, который они пред­ставляли и над которым властвовали.

Культура, сосредоточенная во дворцах и замках, была несрав­нимо более разнообразна, чем та, которую могли позволить себе родоплеменные отношения. Вектор развития человеческой гени­альности в истории, несомненно, направлен к росту разнообра­зия форм и проявлений деятельности человеческой души.

Пределом разнообразия является необходимость творчества каждой отдельной личности. Эту мысль трудно подвергнуть со­мнению по той причине, что разнообразие заложено в нас ге­нетически. Как известно, каждый человек имеет неповторимый геном, а вместе с ним и неповторимые отпечатки пальцев, непо­вторимые пропорции тела и неповторимый характер.