Олесь с интересом развернул газету и прочитал, что «во Львовском обкоме партии состоялось совещание по вопросам идеологической работы. На совещании было отмечено абсолютно недопустимо явление: в некоторых учебных заведениях, в частности в университете имени И. Франко, до сих пор с профессорских кафедр проповедуются реакционные, антинаучные концепции идеолога украинских буржуазных националистов Михайла Грушевского. Профессора Иван Крипьякевич, Мирон Кордуба, Богдан Курилас, Остап Маркович в своих лекциях пропагандируют взгляды, не имеющие ничего общего с марксистской историографией. По этому поводу было проведено несколько дискуссий при кафедре истории, во время которых упомянутым профессорам указывали на их ошибки. Но они продолжают развивать перед студенчеством буржуазно-националистические теории и похоже, что никого во Львове это не беспокоит».
Далее еще раз упоминалось имя отца в связи с тем, что он на лекции рассказывал, как «во время Брусиловского прорыва в 1914 году население Западной Украины бежало от наступающей российской армии на запад вместе с австрийцами».
– Вижу, отец довольно неосторожен, – сказал Олесь и показал Арете газету.
Она быстро пробежала глазами оба абзаца и пожала плечами.
– Очевидно, что он им все еще нужен. Иначе бы уже арестовали! Однако медлить нельзя. Кажется, нам пора. Надо выйти из города до комендантского часа.
Они покинули кабачок и отправились в горы. Арета шла впереди, и по всему было видно, что она очень хорошо ориентируется в местности, ведь поднималась она уверенно, не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам.
С детства Олесь мечтал о сестре, а раз ее не было, то придумал ее, общался с ней в своем воображении, советовался с ней, и если бы она однажды появилась, он бы даже не удивился. Но со временем он так сильно сроднился с ней, что она проникла в его интимное воображение, ему уже мало было того, что она есть, что он может с ней мысленно общаться, потому что она теперь шептала ему на ухо нежные слова, они страстно целовались, он ласкал ее грудь, а она соблазняла его на большее. И становилось понятно, что, это уже не сестра, что это его личная богиня, ради которой он готов на все, зная, что и она в ответ готова на все ради него.
В один момент, когда они с Аретой поднимались по тропе меж высоких сосен, и она оглянулась, Олесю показалось, что это и есть его придуманная возлюбленная сестра, потому что была она невероятно похожа на тот образ, который он себе вымечтал. Удивительно было то, что ранее ничего подобного он не замечал в ней, хотя его к ней и влекло с огромной силой, а некоторые черты лица казались не только знакомыми, но даже родными. Осознав это поразительное совпадение, он пришел к выводу, что и голос Ареты похож на тот, который звучал в его грезах, и он едва сдержался, чтобы не крикнуть ей: «Сестра моя! Ты выплыла из сна, как будто тебя выдохнули из воздушных глубин! Уста себе рисуешь стеблем зверобоя, холодными туманами обводишь очи…».
Тропа вела напролом через лес, чем выше они поднимались, тем дальше друг от друга росли деревья. Отдельные стволы были искалечены рогами оленей.
– Через границу перейдем ночью, – сказала Арета, когда они вышли на вершину горы и увидели в лунном свете по ту сторону широкие долины и домики пастухов.
Они сели на траве и разложили продукты. Сало распарилось и выглядело не очень аппетитно, Арета решила его не есть, а Олесь себя заставил. Она ела только сыр и хлеб, запивая водой. Потом достала черешни и угостила Олеся.
– Червень, – сказала она. – Хороший месяц. И хорошее название. Жаль, что только месяцы имеют каждый свое название, а у недель названий нет. Иначе б сменяли друг друга сейчас трояндень, черешень, вишень, малинень…
– Румбарбарень, – добавил Олесь, смеясь.
– А почему бы и нет? Какое замечательное название: рум-бар-барень… Люблю пирог с ним, с ревенем… – сказала она и вдруг нахмурилась. – Но этот месяц для меня очень тревожный. Что-то наверняка случится.
– Что-то плохое?
– Как сказать… – пожала она плечами. – Для одних плохое, для других – хорошее. Только я не знаю, что именно. Могу только догадываться, исходя из всего, что уже произошло.
– Вы про войну? Так, о ней и так все говорят. Но если нападут немцы, то для украинцев это хорошо. Они смогут наконец избавиться от российского ига. И тогда моему отцу больше ничего не будет угрожать.
В голове у Олеся на мгновение промелькнула мысль о том, что, возможно, и не стоит переправлять отца сюда, раз уж готовится война. Но и эти сомнения Арета быстро развеяла.