Он подумал немного и добавил уже совсем другим, вполне человечным и даже сочувственным тоном:
— Ты пойми, дурья башка, вы же все помечены теперь! Алый крест — это тебе не просто так… Пока не выполнишь, что должен, — туда не пустят!
Только сейчас Глеб испугался по-настоящему. На секунду он вновь увидел свое тело — переломанное, окровавленное, распростертое на грязном асфальте — и содрогнулся.
— И как я теперь буду — таким? Там же седьмой этаж! Да потолки высокие! В морге по чертежам не соберут!
Ангел равнодушно пожал плечами.
— Ну, не знаю… Это уж как получится. А жить все равно придется!
В голосе его звучала такая убежденность и непреклонная вера, что Глеб почувствовал, что спорить и доказывать что-либо бесполезно, а умолять — еще и унизительно. «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!» Он как-то сник и даже смирился со своей участью.
— Так что пошли, — ангел положил ему руку на плечо, и Глеб удивился ее каменной тяжести, — тебе — назад.
Они шли по облакам, и каждый шаг давался Глебу с невероятным трудом. Ноги вязли, словно в глубоком снегу, но ангел шагал как ни в чем не бывало.
Глеб очень устал. Он был измучен, подавлен случившимся… И дальнейшие перспективы на оставшуюся жизнь выглядели вовсе не радостно. Но вместе с тем было и любопытство. В голове роились сотни вопросов, а когда еще выдастся случай пообщаться с ангелом? Наконец он решился — и обратился к своему провожатому:
— Слушай… А можно тебя спросить?
— Ну, спрашивай! — разрешил ангел. — Что смогу — скажу, а если не положено…
Он развел руками. Не проси, мол, тогда, нельзя так нельзя!
— А ты что, тоже был человеком? Ну… — он замялся, подыскивая подходящее слово, — раньше?
— Да, был, — охотно отозвался ангел, — мы здесь все такие, как говорится, из бывших!
— А чем занимался?
— Да тем и был. Гаишником, — охотно ответил он. — Я тут, можно сказать, по специальности работаю!
Ангел даже приосанился, улыбаясь своей шутке.
— Да ну! — Глеб аж присвистнул от изумления. — А тебя-то за что в рай пустили?
Вот что-что, а гаишник-ангел — это действительно было странно. Даже невероятно.
Беспредел на дорогах и алчность гаишников давно вошли в поговорку, став темой для бесконечных баек и анекдотов… А тут — в рай!
Но ангел вовсе не обиделся и спокойно ответил:
— Да, слаб человек, слаб! И я — как все. Не зарывался, конечно, и все же… В общем, грешен.
— А дальше что?
Ангел вдруг помрачнел. Словно тень пробежала по его лицу, и на мгновение оно стало скорбным, как у ветхозаветного пророка.
— Авария случилась. Прямо рядом с постом. Я из своего «стакана» все видел. Мужик какой-то на убитой «четверке» с «КамАЗом» столкнулся. С дачи ехал, наверное… В машине народу как сельдей в бочке — сам за рулем, баба его, двое детей да еще тетка какая-то на заднем сиденье — теща, может, или кто она ему там… В общем, двери заклинило, сами выбраться не могут, крик, ор… да еще бензин на асфальт хлещет! Одна искра — и все.
— А ты?
— А что я? — ангел пожал плечами так, что крылья затрепетали в воздухе. — Не смог я этого видеть. Одно дело — трешки-пятерки сшибать, а другое — когда у тебя на глазах вот-вот пять человек заживо сгорят. Сам не понял, что меня дернуло. В общем, рванул туда, к машине… а дальше — не помню. Все.
— Так ты их спас или нет? — спросил Глеб. Почему-то ему казалось очень важным, чтобы не напрасно погиб такой страшной смертью этот простой и добрый парень.
Но ангел, кажется, придерживался другого мнения.
— Говорю же тебе — не знаю! — отрезал он.
Потом подумал и тихо добавил:
— Себя спас, это да…
Они еще долго шли молча. Наконец впереди показался странный мерцающий свет, словно окно образовалось в плотной облачной пелене и оттуда видно солнце…
— Все, тебе пора. Дальше придется одному.
Ангел чуть сжал его плечо. В этом движении было сочувствие — простое, человеческое… Не воздаяние за грехи, не особая, небесная справедливость, даже не всепрощение любящего существа, а просто сочувствие — держись, мол, мужик…
— Прощай.
— И ты прощай! И… Спасибо тебе за все.
Ангел чуть подтолкнул его вперед, и Глеб почувствовал, как летит по узкому извилистому тоннелю. Это путешествие было долгим, очень долгим… Тело изгибалось, выворачивалось в невероятных позах, словно приобретя нечеловеческую гибкость, и Глеб уже думал, что это никогда не кончится! Наконец словно чья-то сильная рука встряхнула его, как щенка за шкирку, Глеб вздрогнул… И открыл глаза.
Очнувшись, он увидел над собой серый потолок в разводах. «Наверное, это больница, реанимация… Значит, все-таки жив!»
Глеб не мог ни двигаться, ни говорить — из горла торчала какая-то трубка, и воздух проходил в легкие словно под давлением. Было очень унизительно лежать вот так, словно насекомое под стеклом, насаженное на булавку…
Но вместе с тем была радость. Радость от того, что ему дан еще один шанс совершить то, что должен, ради чего он когда-то родился на свет, и, может быть, когда-нибудь его еще пустят в рай!
Глеб лежал беспомощный, искалеченный, прикованный к больничной койке — и плакал от счастья.