Этих разговоров Влад особенно не любил. Алый крест на ладони никуда не делся… И какая-то часть его души точно знала, что жизнь и смерть не в его руках. Как бы ни было тяжело и страшно, как бы ни жгла безмерная усталость, одиночество и пустота в душе — раньше времени туда не пустят!
А значит, придется жить.
Вот и рассвело уже… Топоча тяжелыми ботинками, вбежал Митька Свирский — молоденький лейтенант, не так давно пришедший в отряд из училища. Веселый парень, балагур и матерщинник, не раз заставлял весь отряд покатываться со смеху! Только сейчас почему-то его веснушчатое лицо было уж слишком серьезным. Не иначе, что-то стряслось.
— Подъем, ребята! Перебрасывают нас… В Хаслане захват заложников.
От пыли першило в горле, и битые стекла хрустели под ногами… Влад старался двигаться бесшумно и незаметно, но получалось не очень. Прямо с вертолета их бросили на штурм школы, захваченной боевиками, но с самого начала что-то пошло не так. При первой же попытке проникнуть в здание прозвучал взрыв. Почуяли что-то, суки…
И теперь вместо аккуратно и тихо проведенной спецоперации — беспорядочная стрельба и кровавое безобразие. Даже думать не хочется, сколько заложников уже погибло — и еще погибнет при штурме! А ведь там дети были… Школа уже горит, уцелевшие выскакивают в окна, а боевики, засевшие на втором этаже в классных комнатах и кинозале, бьют шквальным огнем…
Группа подполковника Ивана Михайловича Твердохлебова (ребята обычно звали его просто Михалычем или Батей), в которую входил и Влад, получила задание зачистить правое крыло здания. Здесь почему-то было довольно тихо… Настоящий бой шел в другой стороне, но расслабляться все равно нельзя ни в коем случае! Всегда можно наткнуться на схрон с оружием, взрывное устройство или затаившихся боевиков.
Школа, выстроенная добротно и давно, теперь казалась мертвой. Вряд ли когда-нибудь еще после случившегося здесь будут учиться дети… Среди осыпавшейся штукатурки, битых стекол и поломанных школьных парт, зачем-то сваленных в коридоре (это потом выяснится, что террористы заставили заложников строить баррикады), очень уж непривычно и дико выглядела стенгазета со старательно нарисованным букетом цветов и огромным заголовком «1 сентября — День знаний».
Вот лестница, ведущая вниз, в подвал, точнее, полуподвал с окнами чуть выше уровня земли. Михалыч остановился на мгновение, посмотрел на Влада и кивком головы указал ему: туда… Влад понял без слов. Судя по плану здания, здесь должны быть только подсобные помещения, котельная и раздевалка, где школьники переодевались перед уроками физкультуры, но проверить все равно надо. Очень уж удобное место, чтобы затаиться.
Подвал оказался на удивление тихим и нестрашным на вид. Здесь не видно было никаких разрушений, и казалось, что бой идет где-то далеко… Только дыма все больше с каждой минутой. Даже лампочка под потолком еще горела. Это было очень кстати: по крайней мере, нет опасности напороться на растяжку или какую-нибудь другую гадость.
Влад остановился. Ему показалось, что за неприметной облупленной дверью он услышал легкий шорох. Ну-ка, посмотрим… Одним ударом тяжелого ботинка он вышиб хлипкую дверь. Внутри было темно и тихо, но это еще ничего не значит!
— Кто здесь? Руки вверх, выходи по одному! — рявкнул Влад.
Ответом ему был нет, не крик — задушенный хриплый шепот:
— Мы здесь! Спасите нас! Помогите, тут дети…
Из темноты смотрели десятки блестящих глаз — огромных, умоляющих, почти безумных от ужаса. Влад пригляделся — только женщины и дети, человек двадцать, не меньше! Удивительно, как они только умудрились уместиться в тесной каморке…
Женщины наперебой принялись рассказывать, как еще в самом начале убежали и спрятались здесь, как успокаивали детей, чтобы не плакали без еды и воды, как прислушивались ко всему, что происходило в школе. Автоматные очереди раздавались несколько раз…
— Значит, кого-то расстреливали, — спокойно сказала старуха в черном платке, и в этом спокойствии было что-то особенно страшное, безумное…
Влад почувствовал, как кто-то снизу дергает его за куртку. Он опустил голову — и увидел маленькую девочку, на вид лет семи-восьми, не больше. Видно было, что мама старательно наряжала дочку: в черных волосах еще подрагивали капроновые банты, а белая кофточка и юбка в складку, грязные и порванные, еще несколько дней назад были нарядными. На изможденном личике, кажется, остались одни глаза — огромные, черные, опушенные длинными ресницами… И только они выглядели живыми. Худенькая, порывистая, девочка казалась похожей на стрекозу с поникшими крылышками.
— Дядя!
— Что?
— Дядя, спаси нас, пожалуйста!
Девочка сложила руки таким умоляющим жестом, и огромные глаза на худеньком, прозрачном личике горели такой надеждой, что Влад отвел взгляд.
Он вошел в каморку. В нос ударил тяжелый запах, но Влад старался не обращать на это внимания. В тесном помещении, где столько людей безвыходно провели три дня, понятное дело, должно пахнуть не розами! Маленькое окошко высоко, под самым потолком, забрано решеткой. Наверное, так положено, но сейчас очень уж некстати!