Ключи судьбы

Святослав соскочил с коня и почти бегом устремился к яме. Растолкал своих гридей и оказался почти лицом к лицу с сидящим на дне. Пару мгновений они пожирали друг друга глазами, потом лежащий встал на ноги. Теперь его голова и плечи возвышались над ямой.

– Йотуна мать! Что за хрен? – требовательно воскликнул Святослав, с негодованием оттого, что не понимал происходящего.

– Будь жив, Святославе! – бодро окликнул его человек в яме. – Не признал меня? И не диво! Когда я таким был, как сейчас, тебя на свете не было. Да и матери твоей не было, и отца. Таким меня только дед твой, Олег Вещий, видел. В тот день, когда я первую жену брал, а он над свадебным столом на меня проклятье наложил.

Он двинулся вперед, переступая через посуду, утварь и тело слуги, приблизился к краю ямы, взялся за него, подтянулся и ловко выпрыгнул наверх. Всем стало видно – это рослый, худощавый, длинноногий и длиннорукий парень лет восемнадцати-девятнадцати, но едва ли больше двадцати. Святослав невольно попятился, люди подались прочь от могилы, невольно открывая выходцу с того света свободный путь по земле.

– Как, понял уже, кто я? – продолжал тот. – А ночью после той свадьбы явился мне во сне некий муж – высокого роста, в синем плаще, в серой шапке, надвинутой так низко, что не было видно глаз. И сказал он мне: «Олег киевский столь мудр и могуч, что даже мне не под силу снять его проклятье, наложенное именем Харлоги – бога Высокого Огня. Но у меня есть для тебя три дара. Первый дар – я сделаю так, что ты проживешь тройной срок человеческой жизни. Второй дар – один раз в год, в такую же ночь, как нынешняя, ты вновь сможешь стать молодым. И третий дар… если когда-нибудь ты падешь от меча Олегова потомка, то на третий день оживешь молодым и сильным».

Выходец из могилы начал свою речь по-славянски, но речи Одина передал уже на языке руси. Святослав и его приближенные отметили это краем мысли, но сами не поняли, что именно поэтому она прозвучала так убедительно.

– И речи Высокого сбылись, ведь он мудрее всех на свете и никогда не обшибается. Я, Амунд, сын Вальстена, иначе Етон, князь плеснецкий, жил три срока человеческой жизни. Один раз в год, осенней ночью, вновь я становился молодым – и бояре мои, жена моя видели это. И вот третий дар Одина: в прежнем старом теле моем пал я от твоего меча, Святославе, и на третий день Один вернул мне молодое мое тело.

Он закончил свою речь, и возле ямы стало тихо. Вблизи нее люди в изумлении таращили глаза, пытаясь осознать услышанное. Стоявшие дальше гудели, толпа волновалась. Чадь плеснецкая видела – что-то происходит, что-то важное, раз уж сам князь киевский сошел с коня и побежал к яме. Но что именно – за спинами не было видно. Задние напирали с боязливым любопытством, передние мялись, не желая ни на шаг подходить ближе.

«Я, Амунд, сын Вальстена, иначе Етон, князь плеснецкий…» Святослав знал, что услышал именно эти слова, – и не доверяй он собственному слуху, их подтверждали изумление и растерянность на лицах дружины. Он вглядывался в стоявшего перед ним, пытаясь найти прежнего Етона. Но вспоминались ему глубокие морщины, седые волосы, кривой, почти расплющенный нос, запавший рот, тусклые глаза под дряблыми веками… А сейчас на него смотрел парень на несколько лет моложе его самого – как Етон был моложе Олега Вещего в тот давний день достопамятной свадьбы. Высокий рост, длинные конечности… И густые черные брови – пожалуй, единственное, что сближало эти два лица.

Но мало кого можно узнать через пятьдесят с лишним лет, если не видел его в промежутке. Особенно если эти пятьдесят лет шли не обычным порядком – от юности к старости, – а наоборот…

– И впрямь есть видоки? – первым подал голос Олег Предславич.

Христос оживлял мертвых. Сам Спаситель на третий день воскрес. Иные святые возвращали покойников к жизни – даже многих сразу. И хотя Один, бес, почитаемый язычниками за бога, может творить свои чудеса не божьей силой, а вражеской, в этом нет ничего невозможного.

Новоявленный Етон обернулся на его голос.

– Будь жив, Олег Предславич! – Он приветливо кивнул, как равный равному. – Ты-то сам не узнаешь меня? Ведь мы с тобой еще двадцать лет назад виделись – когда держал ты путь из Киева на моравскую сторону.

– Я же не дед мой, это он видел тебя пятьдесят лет назад! – воскликнул Олег Предславич, невольно обращаясь к этому парню, как к Етону.

Двадцать лет назад, когда сам он был всего лишь тридцатилетним, Етон в его глазах не сильно отличался от того, какого он увидел в плеснецком святилище в день поединка. Никакой разницы ему не запомнилось.

– Ты сказал, кто-то из твоих людей уже видел и может подтвердить, что ты… мог становиться молодым?

– Истинно так. Всю жизнь мою я речи Одиновы в тайне хранил. Люди только о первом его даре знали: что жить мне три срока. Осенью взял я жену молодую…