Ключи судьбы

– Пока еще боги не послали нам согласия, – неохотно ответил Етон. – Святослав молод и упрям. Хочу верить, что ты, муж зрелый, глубокого ума и наученный опытом, скорее оценишь, как важно нам поладить. Ведь когда-то давно… двадцать лет назад… – он всмотрелся в лицо Олега затуманенным взором, будто припоминал давно минувшее, – когда ты был в раздоре с Ингорем… я принял тебя как друг.

– И все эти годы я хранил благодарную память о той нашей встрече. – Олег подавил вздох. Он-то на самом деле об этом помнил и сейчас мельком оценил переменчивость судьбы, что подчинила его сыну давнего врага. – Чего ты от меня хочешь?

– Я обращаюсь к тебе от своего имени, от имени моего тестя, Унемысла луческого, – Етон глянул на Будая, и тот кивнул в подтверждение, – от имени передней чади плеснецкой, – он показал на окружавших его бояр, и те тоже закивали. – Один человек из ваших верно заметил: раз уж я жив, то обладание моей женой не дает Святославу прав на мой стол. Худое дело – силой увозить жену от мужа. Княгиня должна вернуться в Плеснеск и не лишать род наш благословения богов.

– Все это справедливо, но ты должен говорить об этом со Святославом, – спокойно ответил Олег. – Это он одолел тебя на поединке. Ему по праву принадлежит все, чем ты владел до того дня. И я не вправе распоряжаться чужой добычей.

– Послушай-ка, Олег, ты же человек умный! – заговорил Храрь. – Мы все ведаем: Святославова княгиня в Киеве – твоя дочь. Зачем же ты сам ему другую молодку повезешь? Или тебе твою дочь не жаль? Хочешь, чтобы ее с чадом пеленошным муж ради другой покинул?

– Ради моей дочери я пошел бы хоть на смерть. Но если я нарушу волю Святослава, моей дочери это пользы не принесет. Вы его не знаете! – вырвалось у Олега.

Даже нынешний худой мир со Святославом слишком дорого обошелся ему и Горяне, и было это слишком недавно, чтобы память побледнела, а горечь притупилась. И теперь ставить свое хрупкое благополучие под удар ради Етона?

– Кияне! – начал Безрад. Суровый вид его показывал, что блины медовые кончились и дальше в дело пойдет дубина. – У вас две сотни отроков. У нас здесь меньше, но вам еще через Горину переправляться. А на ближнем берегу – наше войско. Зачем понапрасну кровь проливать? Отдайте молодуху и поезжайте себе.

– И какая на вас вина, если силой отняли? – насмешливо добавил Етон.

– Только сунься! – Лют выразительно двинул рукой к рукояти меча. – Я тебя еще раз упокою – уж не встанешь.

Лубки с его правого плеча уже были сняты, и по виду никак нельзя было угадать, что под одеждой прячется едва закрывшаяся рана и огромное желтое пятно ушиба. Серебро и медь в навершии меча так сверкали возле пояса, что кололо глаз. Ради жары кафтан лежал на седле, Лют был одет лишь в тонкую сорочку, облегавшую широкую грудь и сильные плечи, закатанные до локтя рукава обнажали мышцы предплечья, и весь он был как отлитой – собранный, но готовый по первому знаку выплеснуть свою мощь. Лют сейчас находился в самой поре расцвета – в нем уже полностью созрела сила мужа, но еще сохранялась юношеская быстрота, что делало его, при его выучке и решительности, очень опасным противником.

– Ты свое уже получил, – хмыкнул Безрад, видевший сражение на переправе.

– Поделюсь, – коротко заверил Лют.

На ярком свете его глубоко посаженные глаза были зеленовато-серыми, и пристальный взгляд их выражал нерассуждающую готовность как принести смерть, так и принять. Рысь совсем не имел опыта боя в строю, но Безрад сразу узнал этот взгляд – обычно такие сосредоточенные глаза смотрят на противника из щели между краем шлема и бармицей, поверх кромки щита.

– Послушайте меня, бояре и дружины, – вдруг сказала Величана.

Мужчины с удивлением обернулись на ее голос – про нее почти забыли.

– Княже… – Она заставила себя взглянуть в глаза Етону, и это было для нее почти так же трудно и неприятно, как прикоснуться к змее. – Поговори со мной… наедине. Чтобы не слышал никто.

– Нет, – сказал Лют.

– Отчего же наедине? – Етон слегка растерялся.

– Я скажу тебе кое-что… чего твоей дружине слышать покуда не нужно. Ну а если не сговоримся… тогда узнают все.

Она с трудом заставляла себя говорить уверенно, чтобы голос не дрожал, но в этом напряжении все услышали скрытую угрозу.

– Ты не останешься с ним наедине, – Лют обернулся к ней. – Олег, не вели ей! Ты что, забыла…

– А ты с чего печалуешься – моей жене со мной нельзя вдвоем остаться? – усмехнулся Етон. – Ты ей нянька? Тебе-то ее нипочем не видать, не про твою честь такая!

– Ты, Свенельдич… – Величана глянула на Люта и решилась, – если хочешь, будь при мне. Но только обещай молчать про то, что услышишь, пока я не велю говорить.

Величана сама удивилась своей твердости, но уж слишком многое стояло на кону. Ее избавление от Етона – и жизнь Люта и Олега с дружинами.

Они втроем отъехали глубже на луг, шагов на тридцать – так что оставшиеся у опушки хорошо их видели, но не могли слышать.

– Проси Олега, чтобы отпустил тебя со мной, – сразу начал Рысь.