Ключи судьбы

Мистина помолчал. Сейчас ему было так хорошо, что все на свете князья и их наследства казались сущей мелочью, не стоящей того, чтобы даже пошевелиться в теплой и мягкой постели, рядом с самой прекрасной в его глазах женщиной на свете. Он любил ее шесть лет назад, тогда она еще не была женой Ингвара, но должна была ею стать и отвергла других женихов – его, Мистину, в том числе. Три года назад он уже знал, что она желает его почти так же сильно, как он ее, но сомневался, что сумеет склонить ее к измене мужу и к потере чести в собственных глазах. Ингвар сам ему помог – чуть ли не вручил свою жену побратиму, когда привез из Болгарского царства другую супругу, Огняну-Марию. Такого оскорбления Эльга не снесла, и Мистина, вернувшись из похода позже всех, но с наилучшей добычей, получил то, что было для него дороже всего греческого золота.

– Я с Етоном ряд положил, – начал он, мысленно вернувшись к самому главному. – От имени вас с Ингваром и Святки. Етон не идет с нами на греков – но мы ничего не теряем, потому что идут волыняне. Етон получает все выгоды нашего будущего договора с Романом и часть добычи, а зато он признал Святку своим наследником. Когда старинушка на дрова присядет, Плеснеск достанется Святке.

– Что? – осторожно спросила Эльга.

Она не верила своим ушам – за шесть лет близ киевского стола она привыкла видеть в Етоне плеснецком упорного врага Олегова рода. Повесть о том давнем проклятье она слышала еще в детстве – в далекой Плевсковской земле, от своего отца – младшего брата Вещего.

Мистина спокойно повторил самое главное – он понимал, почему она вдруг стала туга на ухо.

– Святка теперь законный наследник Етона. На сем я и Етон поцеловали мечи в его плеснецком святилище, перед богами и всеми тамошними боярами и чадью. А в Луческе Унемысл и прочие поклялись на золоте, что знают о сем уговоре. Даже Людомир поклялся. Ему это было что с ежом поцеловаться, но не мог он перед всем княжьем волынским отказаться. Перед ним же наш ряд излагался, и он слушал живее всех.

– И во что нам это счастье обошлось? – уточнила Эльга, из осторожности не спеша радоваться.

– Етон сидит у печи, но получает все по договору с греками, как будто тоже с ними воевать ходил. А договор с Романом у нас будет… – Мистина повернул в темноте голову в ее сторону, – нынешним же летом, если…

Он понизил голос, хотя от избы, где сидела только Добрета, их отделяла бревенчатая стена и закрытая дверь:

– Если Боян нас не наярил.

– То есть мы должны Етону только будущую шкуру Романа… кусочек…

– Половину передней лапы…

– А за это Святка получает после него всю его землю и сам Плеснеск?

– Да, – подтвердил Мистина с выражением, дескать, такая безделица.

– Ты… – Эльга помолчала, глубоко вздохнула и в темноте провела пальцами по его лицу, будто освежая в памяти его черты. – Ты просто…

– Я хитер, как змей, – подтвердил Мистина ее невысказанную мысль. – Ты же знаешь!

Ее рука скользнула к нему на грудь, коснулась оберега – медвежьего клыка, где с одной стороны была искусно вырезана морда ящера, а с другой – чешуйчатый хвост.

– И даже если из-за детей болгарыни Святка потеряет кое-что на юге, он уже приобрел кое-что на западе. И этого мы ни с кем делить не станем…

Последние слова Мистина произнес уже совсем другим голосом – будто перешел мыслями на иной предмет. И потянул ее к себе, так что Эльга села на него сверху и склонилась к его лицу.

Внизу живота возникла горячая волна, и Эльга мигом забыла, о чем они сейчас говорили. Киевской княгине не исполнилось еще двадцати двух лет; принужденная решать судьбы людей и целых держав, она была достаточно молода, чтобы запах Мистины, ощущение тепла его тела, его гладкой кожи и литых мышц под ее пальцами разом вытеснили мысли о приобретении новых земель. Хотя бы сейчас, пока они вдвоем в темном спальном чулане и хотя бы до утра шумный мир не будет их тревожить. И она, и Мистина имели все, чего может желать человек и что может потешить тщеславие, – высокий род, богатство, власть и почет. Но все это немногого стоило без того, что лишь они двое могли дать друг другу.

Наконец Мистина с неохотой поднялся и стал на ощупь собирать с пола свою грязную дорожную одежду. Не мог же он появиться из княгининой избы утром – прямо с дороги, когда все уже знают, что приехал он еще вечером.

– Может, все же в баню? – По привычке он остановился у дверного косяка и обернулся.

– Иди уже.

Эльга нашарила на постели свой вязаный чулок и осторожно бросила в него.

Мистина ухмыльнулся и вышел. Свеча еще горела на столе, в полутьме посапывал на скамье пятилетний наследник, будущий князь плеснецкий…

* * *