Ключи судьбы

– Как скажешь, княже, – Дубояр в удивлении поклонился. – Дело твое… тебе виднее… Чего мне его жалеть, своих внуков шестнадцать голов…

Снова очутившись в санях, укутанный в медвежину, Етон ехал по замерзшей Стыри, будто по мягкому облаку. Голова кружилась, а старое сердце напевало – впервые за много лет. «Плюй на то, что тебе предрекли», – сказал киянин с вызывающим безжалостным взором. Ну так что же… Он, Етон сын Вальстена, старик, живущий уже третий человеческий век, тоже найдет в своих ослабевших руках достаточно сил, чтобы переломить судьбу. Пусть поздно… нет. Еще не поздно.

* * *

Дружина Мистины Свенельдича вошла в Киев поздним вечером. Уже стемнело, отроки сторожевого десятка заперли ворота Олеговой горы, но отворили, услышав снизу знакомые голоса. За день пути по снегу люди и кони устали, промерзли, и большую часть оружников Мистина от ворот распустил по домам. С ними послал поклон жене и приказ топить баню, а сам с тремя телохранителями поехал на княжий двор. Конечно, и там уже закрыли ворота, и госпожа, покончив с дневными делами, удалилась к себе в жилую избу. Но Мистина не боялся потревожить покой княгини. Она сильнее рассердится, если он, приехав в город сегодня, не явится перед очами до завтра и заставит ее провести еще одну ночь в тоскливой неизвестности.

Эльга и правда уже сидела в избе одна, со спящим Святкой и двумя служанками. Отрок осторожно постучал со двора. Эльга послала Совку узнать, что там.

Та поспешно вернулась с радостной вестью, сияя и улыбаясь во весь рот:

– Свенельдич приехал!

Эльга вскочила и устремилась к порогу. Наконец-то! Голова загорелась от нечаянной радости – всего миг назад она с трудом проживала еще один томительный одинокий вечер, обещавший перейти в такую же томительную одинокую ночь. Два с лишним месяца длились, словно целый год; окруженная множеством людей, она чувствовала себя, как в глухой чаще, когда Мистины не было в городе. Но он вернулся, и мир вокруг сразу стал светлым и теплым, сам воздух вливался в грудь, будто горячее вино.

Мистина вошел, наклоняясь под низкой притолокой и на ходу стаскивая шапку; длинный хвост густых светло-русых волос упал на заснеженный плащ. Эльга подбежала к нему и встретила прямо за порогом; только успев закрыть за собой дверь, Мистина взял ее руки в свои, прижал к лицу и стал целовать. От его плаща и бобрового кожуха веяло снегом и холодом, потому она не пыталась его обнять. Но он все же наклонился и поцеловал ее: на нее пахнуло запахом кожи, меха, дыма, лошадей – и его собственным запахом, который был для нее слаще всего на свете. Вызывал горячий ток в крови и неудержимое желание прижаться к нему изо всей силы, не глядя ни на какие преграды.

– Я только поздороваться, – выдохнул Мистина, оторвавшись от ее губ. – Грязный как черт… Ехали весь день… С Веленежа в бане не был.

– Хоть мне знать, что с вами все хорошо… что ты дома… я так ждала тебя… Ничего особо важного, но я так соскучилась… – Эльга положила руки ему на грудь, на мокрый от снега толстый шерстяной плащ. Даже драконьи головки на концах круглой застежки плаща как будто с радостью скалили зубы ей навстречу.

– Я соскучился. И это – важно! – Мистина улыбнулся и еще раз поцеловал ее.

Потом все же расстегнул плащ, снял кожух, бросил верхнюю одежду на лавку. Увидев Эльгу, он уже не мог «только поздороваться» и уйти. В разъездах он думал о ней каждый свободный миг – и особенно на обратной дороге, когда дела уже были сделаны. Досадно было терять два месяца зимы – поры, когда Эльга жила в Киеве, а Ингвара здесь не было, – на поездку к старому черту. Но от успеха будущего похода на греков зависели судьбы и их обоих, и всей земли Русской. С седла глядя сквозь снегопад, как плывет мимо заснеженный лес и вылизанные метелью луга, ничего не было приятнее, чем воображать эту избу, эти ковры на стенах и расписные блюда на полках, эти лари и ларчики, знакомые ему, как родня. Мерещилась белизна настилальников княжеской постели в теплой полутьме спального чулана, и от мысли о них охватывал томительный жар. Сам воздух здесь казался ему сладким – и живым теплом все это наполняла не печь, а она, Эльга.

Он помнил эту избу без нее, когда вернулся от греков и не застал ее здесь – каждое бревно стен тогда казалось мертвым.

– Есть хочешь? – Эльга смотрела на него, будто впитывая глазами его облик, но не забывала о насущном.

– Хочу. Дай чего-нибудь, пока буду рассказывать.

– Парни твои где?

– В гриднице. Со мной трое только, прочих отпустил.

– Совка! – Эльга оглянулась. – Беги скажи Белянице…