Ключи судьбы

Никто еще не уходил от судьбы. Судьба привела Ингвара с тремя десятками ближней дружины на берег Тетерева, где ждали его куда более многочисленные враги. Но не судьба, а он сам решил сражаться до последнего вздоха и лишь после смерти выпустил из пальцев рукоять меча. Судьба сделала Эльгу вдовой, но княгиня сама осмелилась пойти навстречу опасности и переломить ход событий в свою пользу. Теперь судьба желала, чтобы сын их лишь с гридями-телохранителями отправился в самое сердце враждебной ему земли. Но лишь от него зависело принять ее вызов так, чтобы ни матери в Киеве, ни отцу в Валгалле не было за него стыдно.

– Ну что же, – спокойно, будто о самом обычном деле, обронил Святослав. – Так завтра и поедем. А то ведь супротивник мой уж больно стар, – он усмехнулся, – промедлим, на белом свете не застанем…

Стеги поклонился: дескать, сговорились.

Яркое солнце золотило вершины берез над поляной – годовое колесо вступало в самую светлую свою пору, готовя свадебные венки небу-отцу и земле-матери.

* * *

Четырежды в год мир живых встречается с Навью – на Весенние и Осенние Деды, на зимний солоноворот и на Купалии. Когда боги сеют семена света на поле тьмы или семена тьмы – на поле света, можно выведать тайны у мертвых, но предсказанное самой длинной ночью входит в явь в ту ночь, что всего короче. Долгой зимней ночью заглядываешь в Навь – короткой первой ночью лета встречаешься с ними. В легких сумерках не страшно, и себя саму всякая дева чувствует берегиней – душой всего живого вокруг.

В юности Величана, как всякая девка, любила Купалии – игры, пляски, костры. С тех пор как мать все же надела на нее плахту, она могла до восхода солнца бродить над водами Стыри. С открытых мест далеко видны были зеленые долины – и огни, огни везде, будто душа самой земли-матери. Редкие Купалии обходятся без дождя, и запах влажных трав поднимался от теплой земли таким плотным потоком, что, казалось, его можно взять в охапку, как стебли и цветы. Тот самый дух земли, что в эту ночь наполняет зелия и придает им чудесную силу. Белый серп луны на синеватом небе, белые сорочки девушек, ходящих живым кольцом возле костров, – во всем виделось слияние земного и высшего. Будущее счастье, обещанное зимними гаданиями, подходило так близко, что захватывало дух. И когда под утро Величана возвращалась, эта тайна и это будущее шли вместе с ней, заключенные в охапке цветущих трав. Главное было не пропустить час, когда пора домой, не дать чародейной ночи вылиться в обычное утро. И тогда, пойманное и унесенное домой, волшебство оставалось с ней на весь год.

В это лето, первое лето ее новой замужней жизни, все пошло по-иному. С утра ходили в луга собирать росу: возили по траве длинным рушником, пока весь не промокнет, потом отжимали в ведерко.

– Ты траву-кукушку ищи, – советовала госпоже Тишанка. – Как птица-кукушка своих деток другим птицам в гнезда подкидывает, так сия трава молодушке детушек приносит. Если будет у нее два корня – то дочку, а три – то сынка.

– Да что здесь травы могут! – со вздохом отмахивалась Величана. – Уж поди и прежние жены Етоновы за пятьдесят лет весь лес изрыли, все зелья-коренья повыкопали. Говоруша рассказывала, из самого Царьграда им какие-то цветы в масле возили, и то не помогло.

– То им, прежним, возили. Всякому же своя судьба! Другим не помогло, а тебе, глядишь, и поможет. Ты счастливая будешь!

– Да неужели? – с горькой насмешкой отозвалась Величана.

– А как же? Я в твое счастье верю. Если не верить, как жить?

Величана вздохнула. Хотела бы она себе такой веры! С зимы Величана так и не повеселела. Хворала она долго – лишь после новогодья, когда день стал больше ночи, почувствовала себя в прежних силах. Но даже насильственная бодрость осени, когда она, одолевая нездоровье, ждала дитя и верила, что еще вырвет у судьбы долгую жизнь и славное будущее, к ней не возвращалась. На что ей было надеяться теперь? Что Етон доживет до новой осени и в ночь годовщины свадьбы вновь явится к ней молодым волком… При мысли об этом Величана кривилась от отвращения. Молодой Етон был ей куда противнее старого. Старый хотя бы порой смотрел на нее с жалостью в выцветших глазах, гладил по голове морщинистой рукой, и тогда она чувствовала, что муж доподлинно не желает ей зла. Но молодой… В его присутствии, как теперь вспоминала Величана, сам воздух становился режущим и неведомая злая сила начинала давить на сердце. При нем она ощущала себя даже не женой – добычей. И думалось порой: может, и к лучшему, что этот муж достался ей дряхлым старцем, а не молодым хищником. Старый ее с собой на тот свет утянет – а молодой живьем бы съел.