Ключи судьбы

Лишь одна мысль приносила ей проблеск радости – и вместе с тем неотделимую горечь. Лют киевский… Эти странные глаза, зеленовато-серые при ярком свете и карие в полутьме… Она считаные разы видела его улыбку, но от улыбки это суровое лицо освещалось, и будто летнее солнце всходило среди мрачной зимы… Даже в воспоминаниях красота этого лица отрадой проливалась на сердце, как прохладная вода в зной. Старые боярыни рассказывали, будто старший брат его, Мистина Свенельдич, был собой еще лучше – видать, изрядно он смутил их покой шестнадцать лет назад, – но Величана не верила, что можно быть лучше.

Приближение нынешних Купалий вместо радости наводило тоску. И чем ближе становился самый веселый день, тем тяжелее давила эта тоска. Была бы она по-прежнему девой… И будь Лют Свенельдич где-то поблизости… Зачем так думать, пустое это дело! – обрывала Величана сама себя. Он лет на девять-десять старше ее, у него неминуемо есть в Киеве жена, а то и две-три, и целый выводок вопящих чад… Но сердце не желало слушать рассудка и, будто подземная жила воду, гнало в душу волны образов. Как она, Величана, могла бы повстречать Люта возле купальского костра и вручить ему свой венок и себя саму – на долгое счастье, пока не вспыхнет крада погребальная…

О боги дорогие! Все решено – когда и с кем ей идти к дедам. Величана закрывала лицо ладонями и склонялась к коленям, будто от боли. Судьба поймала ее в силок, и нет у бедной пташки силы вырваться. Лют уехал в свой Киев почти шесть месяцев назад. А казалось – шесть лет миновало. Та зима уже вспоминалась, будто сказка. И он поди давно забыл ее… о чем ему и помнить? Небось плюется, как вспоминает Плеснеск – где его чуть не убили безо всякой вины и дорогие товары отняли. До Киева, как ей говорили, пути с три седмицы. Но в ее мыслях Плеснеск и Киев были так отделены друг от друга, будто их разделяли тридевять земель и три года странствий через леса и горы.

А земля бужанская готовилась отмечать приход лета. К полудню народ из Плеснеска и всей ближней округи собрался к святилищу – все хотели увидеть ее, княгиню молодую. За полгода перепутанные слухи о том, как волки пытались ее похитить и как она потом долго хворала, расползлись по округе, и теперь поглазеть на нее прибыли даже из дальних мест.

Величана ежилась под этими взглядами, но старалась не подавать виду. Ничего не поделать, теперь она – княгиня плеснецкая и должна делать то, что положено. Беленая сорочка с широкими вышитыми рукавами, красная плахта, красный узорный пояс, высокий убор молодухи с цветами и серебряными заушницами – она сияла красотой и свежестью, будто Заря-Заряница, и восхищенные возгласы поддерживали в ней бодрость духа. Никто не должен знать, как страшно ей вновь вступать на эту каменную вымостку перед капами, где той далекой уже зимней ночью ее валял по шкуре Пастух, а потом явился муж в молодом обличье. Оборотень, перекидывающийся сам в себя, господин ее судьбы…

Но ничто сейчас не напоминало о тех событиях. Склоны горы покрывала зеленая трава с цветами, радовали глаз белые, синие, розовые, багряные, желтые головки и венчики. На широком голубом небе лежали белые облака, и с ними перекликались такой же белизной новые праздничные сорочки собравшихся. Везде виднелись веселые лица, раздавались радостные голоса. Там и здесь запевали.

О, Купала, Купала,
Во лугу во чистом,
Береза стояла!
Купала, Купала!
Дай в добрый час почать,
Еще лучше – докончать.
Купала, Купала!
Разбуди меня раненько,
Рано перед зорями,
Коров подоити,
На луга выгнати,
На траву зелену,
На росу студену…

Но перед молодой княгиней толпа раздавалась, не дожидаясь, пока ее раздвинут гридни. Впереди плеснецкие девушки несли венки из священных трав – любистока, червонной зорки, «заячьих ушек», волошек, мяты, резеды. Потом шла Величана в огромном, как целый цветочный сноп, венке из синовницы и ярко-розовой полевой гвоздики, и свежее лицо ее в этом обрамлении было как солнце в венце лучей.

Под пение княгиню посадили на белого коня с золоченой уздой. Коня полагалось бы вести ее мужу, но Етону это было не по силам, и повод держал самый младший Чудиславов сын – Ладорад, сам удалой молодец, женившийся прошлой осенью. Из-под своего венка Величана видела лишь его венок – тоже высокий и пышный, и легко могла воображать, что ведет ее сам Ярила.